Выбрать главу

Всё интеллигибельное — гибельно! Но очень сладко. Слаще водки...

И хотя сам Ван Ваныч практически здоров, хотя теоретически — труп. Пока не выпьет. Дай руп!, - г’рит..

И его понимают…

Один знакомый Ван Ваныча решил стать вегетарианцем. И стал. И стоял целый месяц. Но однажды увидел кусок мяса, затрясся весь и заорал диким голосом:

— Нет в Зызни СястЯ, как в борще мЬяса! — ухватил с прилавка кусок — и ходу! Посадили, конечно... А там — все вегетарианцы. Хотя, конечно, и туберозные попадаются. С разлапистыми формами туберкулёза...

Но сам Ван Ваныч случалось ел и холодную телятину, и парную свинину. А случалось, не ел... Или давился белковой колбасой с салом...

И оттого частенько лицезрел Голую Истину…

Но однажды увидал Ван Ваныч голую бабу. Не совсем, конечно, голую...

Голых женщин, как известно, в природе не бывает. Голую до пупа. И ниже...

И она тоже его увидела...

И не успел Ван Ваныч опомниться, как всё было кончено. И больше Ван Ваныч на нудисткий пляж не ходил. Оно ему надо, эти переживания?..

Включил себе телевизор — и смотри на голых баб сколько влезет...

А то в жизни каких только баб не встретишь..

Однажды одна такая бой-баба решила стать мужчиной и обрезала всё, что можно было обрезать, и пришила всё, что можно пришить. А один мужчинка, наоборот, решил стать женщиной обрезала всё, и обрезал всё, что можно было пришить, и пришил всё, что можно обрезать...

Не скоро сказка сказывается, но быстро дело делается. Встретились они у хирурга и полюбили друг друга. Но потом разлюбили. Пошли и пообрезали всё лишнее, а пришивать ничего не стали. Надоело...

Тут бы и сказочке конец, да конец обрезан...

И оттого переживает В. Ваныч, сетует...

Дескать, человек счастлив изначально. В детстве! Но в конце жизни не очень...

Но никто в том вроде бы не повинен. Ибо если Бог есть, гад он каких мало, а если же Бога нет, то все мы гады каких много...

Кто царь на троне, кто вор в законе, кто не пришей кобыле хвост...

Вот и у Ван Ваныча есть дружок, вор в законе. А сам он не вор, но тоже в “законе”. Работает на полставки третейским судьёй воров в законе. Работа не пыльная, но ответственная.

Да ещё общественная нагрузка — держать общак на опохмел. Сам-то он нынче непьющий, потому и доверили... Пока харчеваться шли... Слепые вслед за глухими, да жизнью в грязь уронёнными...

Да что нам грязь? Куда там Брейгелям да Босхам...

Кишка тонка. Им и в пьяных кошмарах такие лики не привидятся. Бесплатное укрошение творящих благо бесплатных столовок “Вулкана” и “Эммануэля”. Уже и Ванька привык и даже не вздрагивает.

Люди есть люди, даже если выглядят, как Боги, которых забыли снять с креста.

А вот и первое принесли...

А вот уже и компот! Что ещё?..

Ничего!

Смерти никогда не боялся. Собственной смерти...

Страх за мать. Страх похорон. Страх и отвращение...

Какое-то живое чувство осталось лишь к дочери. Да и то идёт ощутимо на убыль. Вода жизни уходит сквозь почки, превращаясь в урину...

- Старею, —  сетует Ван Ваныч и жалуется, —   силы уже не те… Но за правду-матку пасть порву. И стервочкам, и стервотипам, поскольку ещё здравствую на этом стервозном, но милом свете... А люди-то мрут!

Вот как-то и один умный человек заболел и вскоре скончался, а Вань Ванька заболел и вскоре выздоровел. Это лишний раз доказывает, что горе — от ума, а здоровье — от чего-то другого...
Отчего бы толком не узнать — от чего?
...

…Киевское море обмелело...

А алкоголикам море по колено, да и водка — по яйца...

За гранчаком гранчак — и яиц уже не видать...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ни днём, ни ночью. Хоть по ночам яйца на что? По ночам нынче только смены ночные...

Четвёртая ночная...

От хронического недосыпания пьян без вина. А от водки тошнит. Поэтому третий месяц в рот не беру...

Нет ни здоровья, ни денег. Зато жизнерадостности полные штаны. Даже пукаю эндорфинами. Оптимист туев! И в кого такой урод уродился? В себя что ли?..

По ночам я становлюсь умным до неприличия. Вот вам прямой резуль-тат вечной бессонницы в хладной постели. Рядом ни поварихи, ни бабарихи — простой селявки из-под облетевших кустов...

В далеко не Болдинскую осень. А вот в Болдинскую осень Александр Сергеевич уж больно хорошо говорил по-французски! Но стихи —абхарский он не знал и в пЫку всем! — писал только по-русски. Так и не став первым растаманом империи.

И потому же так и не стал великим французским поэтом как Артюр Рембо, и не пил двойной бурбон как Ален Делон. Ему хватало и плодово-ягодных настоек из-под Саратова...