Однажды одна невинная девушка обвинила Ван Ваныч в гипертрофированной парадоксальности. А другая невинная девушка, наоборот, не обвинила, а похвалила. Но, к сожалению, оказалась не девушкой, а мальчиком... В полном расстройстве Ван Ваныч включил радио и услышал божественный голос.
— Боже, какая манерная дура! — подумал Ван Ваныч.
— Сам дурак! — ответил Голос.
Однажды Ван Ваныч так долго выполнял свой супружеский долг, что жена попросила пощады, а В.Ван Ваныч попросил водки. И выпил за здравие всех Прекрасных Дам! А жене не налил. Сама нальёт! Не маленькая...
Однажды Ван Ваныч посмотрел на девушку, торчавшую у входа в Универсам. И она подавилась поп-корном... И больше Ван Ваныч на девушек не смотрел... Зато стал откликаться на каждый запах, пока однажды не почувствовал запах Голой Истины. И задрал голову вверх. И завыл. И она завыла в ответ... Но с дерева так и не слезла... Побоялась испачкать ножки болотной жижей...
— Жизнь, какова-я она есть, такова-я быть не должна, — квакала жабка, сидя в болоте. Иван-царевич сидел рядом и тоже квакал... Когда Царевна-лягушка была ещё совсем маленькой, родители подарили ей большую-пребольшую корону. И жила молодая наследница древней династии в той короне, как в тереме, пока не выросла.
А тут и Ванька-дурак подрос, взматерел, оперился и на охоту вышел. Принцесс пострелять. Как увидел на кочке корону, хвать — и за пазуху... А лягушку и Дюймовчку не приметил. Повезло обеим... Когда Дюймовочка проснулась, светила луна. Три бомжа лежали рядом и свиристели во все дырочки. Дюймовочка встала, оделась, закурила “Приму” и плюнув в кувшинку, побрела в город. Ну её в болото, эту бомжачью жизнь!
А тем же вечером Пелагея Ниловна близко сошлась с одним наглючим молоденьким микробом. Они вместе катались на лодке и вместе лежали на нудистском пляже. Пелагея Ниловна, естественно, в купальнике, микроб, естественно, без... Жара стояла невыносимая.
Жабы квакали, лягушки хрюкали, гуси-лебеди крякали. Оказавшись в кои веки наедине с девственной природой, Элгешка так сильно помолодела, что ещё миг — и бедного микроба могли посадить за совращение малолетней.
Но тут, к счастью, подул ветерок и слегка охладил пылающие внутренности пересохшего пруда. Пелагея взяла себя в руки и сразу повзрослела. Года на полтора... И предложила микробу руку и сердце. Микроб, не чинясь, взял и то и другое, но от денег отказался наотрез.
...А Роза упала на лапу Азора. Он сюда, а она туда, он туда, а она опять сюда. Позор! Сплошной разврат... Взял Азор ноги в лапы — и был таков. Целомудренный очень... Да и лап уже нет — сплошные руки... А бедная Роза так и осталась ни с чем. И прогнала Позора взашей...
Реальная же Роза — старая дева тридцати трёх расхристанных лет... Выплаканных и светлых. Вечно её малолетки в лифтах насиловали, но ни разу до конца так и не изнасиловали. Приходила часто к Ван Ванычу по вечерам на чай и плакалась по этому поводу в жилетку. Пока всю не проплакала...
Надоела страшно! И однажды В. Ваныч не выдержал: позвал малолеток мужеского пола. Впихнул её с ними в лифт и нажал самую дальнюю кнопку. И больше её не видел. Но звонила часто. Благодарила... И обещала купить Ван Ванычу новую жилетку... Но так и не купила... И это естественно...
Ван Ваныч всегда знал, что эфемернее женской благодарности лишь женская духовность!.. Однажды ночью Ван Ванычу позвонила одна его очень хорошая знакомая и дрожащим от духовного сладострастия голосом сообщила, что ей только что позвонили из Созвездия Плеяд и попросили, чтобы она неусыпно продолжала свою благородную борьбу за мир во всем мире!
Не врубившись спросонья в проблему интимных межзвёздных контактов, Ван Ваныч бестактно спросил у своей духовной подруги, почему, собственно, она так уверенна, что ей позвонили именно из Плеяд, а не как всем приличным людям, — из Марсианской клиники имени академика Павлова?..
Подруга страшно обиделась и начала крыть Ван Ваныча всякими нехорошими словами. Ван Ваныч терпел, терпел — и бросил трубку. Но заснуть уже не смог. И под утро сам позвонил в Созвездие Плеяд и попросил тамошнего своего шефа, чтобы больше этой дуре оттуда не звонили.