— И понесли его санитары, обосранного, на небо к ангелам, прости меня Господи, только наутро. А до того пил целые сутки и громыхал, ирод, разбитой посудой. Ни одной бутылочки для стеклотарки бабушке не приберёг. С тем и помер, аминь!..
...Планомерное истребление опоздавших на Праздник Жизни шло во всякие времена в угоду Господу немилосердному... А Жизнь после Смерти длится весьма недолго…
Впрочем, длительность “здесь” весьма субъективна, а “теперь” — ещё субъективнее.А потому Ванька вновь и вновь выбирал Жизнь с её очаровашками и селявками и их симбионтами: полудурами и идиотками...
У одной такой симбионтки из харчевенки “Эммануэля” на щеках прелестные мушки, а в ногах грибковый жук-чревоточец. Точит и точит. И нет ей покоя...
И Ван Ванычу отнюдь не легко. Ведь сегодня уже пятьдесят четыре, а вчера было ЧЕТЫРЕ! А что в промежутке? Да ничего! Жизнь точит и точит...
Такая она жучила!..
А Бог — склеротик. И вообще, жалкое зрелище. Какая уж там вечная память, когда в Божьих мозгах СТЕКЛОРЕЗ. Склерозом кличут. Вечная память? Ал-ли? Луйя?.. Вот именно!..
Атеисты не правы. Теисты тоже...
Прав лишь Господь. Он и являет Себя в повседневном хаосе человеческом... Безмолвно взывая к заблудшим:
— Надо примириться с мыслью о том, что ничего не будет потом. А там, гляди, чаво и будет?..
Ад, Рай, Астроплан, чувачок...
Даешь драйв, план, косячок...
Дожился Ван Ваныч до того, что всех жалко. Даже себя…
И оттого ударил Ван Ваныч рожею в грязь. И Грязь подала на него в суд за злостное хулиганство. Разговор с Грязюкой получился у Ван Ваныча чисто теловым. Телом к телу:
— Упал в грязь, полежи. У нас лежачего не бьют. А у вас?
— У нас тоже. Какой смысл лупить труп?
— Какой труп? Вполне живой, но требует трепанации черепа!
— Ха! – Незлобно хмыкнула Грязь. – Вот так сенсация! Пересадка костного мозга в голову. Хоть хилером, хоть... шептуном. Для хилера скальпель хирурга — нож острый, а торец ладони — лазерный луч тончайший... Хоть и язык шептуна ако шип аспидный, покаянный... Злобною сплетней калечит.
...Ночная смена №5.
Читать лень, писать лень, жить лень. Пишу...
Для собственного самоудовлетворения. Но так как ничего собственного у человека в сущности нет — пишу для всех. Здесь уж без Ван Ваныча не обойтись.
Однажды Ван Ваныч полгода лебезил перед Народом. Но любезен СБУ так и не стал...
Хоть и писал, и говорил, и хамил, и лебезил, и дерзил, и хрюкал...
Не столько патриот, скоко трибун...
Скок-скок...
Не столько трибун, скоко писатель. Один из тех, кому несть числа...
Писатели... Они невинны как дети. Играют себе словами, как немовлята гениталиями...
Однако же сам Ван Ваныч к писателям строг. Как и к художникам.
— Художник должен молчать в тряпочку! — уверяет всех мудрейший Ван Ваныч — Многоликий соавтор сам довидит, домыслит, дорыдает. И высморкается... Если только не шланг.
— Эй, Шланг!
— Сам ты Шланг! — буркнули Грабли...
С тех пор и возлюбил Ван Ваныч ближнего своего как самого себя, и любил до тех пор, пока тот не запросил пощады...
Творческие муки — это нонсенс, творческое блаженство — абсурд. И, тем не менее, — оргазм за оргазмом!..
Полуночное творчество здоровья не укрепляет. Зато укрепляет душу. Укрупняет её. И кадрует, как при некой странной покадровой съемке…
Будучи подростком, Ван Ваныч очень любил заниматься эксгибиционизмом, хотя и не знал, что это такое. А когда узнал, было уже поздно менять профессию.
И он не стал манерничать, а просто удавил однажды спьяну любимого котёнка Ваську. И с тех пор любил лишь щенят и свой собственный профессионализм...
А вот человечка так ни одного и не удавил. Силёнок не хватило... Душевных.
Ох, и времечко!.. У всякого Буратино Гегель в зубах, да не всякому по зубам...
Вот и тоскует Г. В. Ф. на облацех духовных и рассматривает в Диалектико-скоп всех нас, Буратин, как простых букашек...
И только изредка причитает:
— Какая матёрая человечища! Центнера полтора... Нет! — Избави бог любимых мной от моих комплиментов... А комплиментарность духовной сущности они как-нибудь переживут...
— В каждом из нас талант убогий... ОТ БОГА! Одно только гегельянство от Гегеля. Да и тот нынче у Бога за пазухой, тогда как мы в постолах... Прах праха его ступней... Взираем на жизнь Вечную то как на омут нирваны, то как на прозрачность дождевой капли, то как на кубок громокипящий, из которого великий Гегель чуток отхлебнул, и знать бы что нам, Буратинам земным, оставил...