Пьян, а стоит! Я, например, когда пьян, ложусь себе на асфальт и отдыхаю. Дети спрашивают потом:
— Дядя, а почему вы вчера около парадного лежали?
— Отдыхал, — говорю. — Что я, дурак что ли, стоять у парадного подъезда столбом, когда ночь на дворе?!. Спокойной ночи!
А утречком ноги в руки — и в Дом Учёных! А там диспут, дым коромыслом, о природе Добра и Зла:
— Добро абсолютно! — кричит один.
— Зло вечно! — вопит другой.
— Злагода! — орёт третий.
Но тут в зал строевых шагом вошли три террориста, приказали всем лечь на пол и начали поливать свинцом. Поливают, поливают, а всходов всё нет... Ни разумного, ни доброго, ни вечного...
Плюнули на пол и ушли поливать газон.
Видя такое дело,Ван Ваныч понял, что в его бедах не виноваты ни евреи, ни чукчи, ни гады-немцы, а виноват он сам. Но никто ему не поверил...
Ван Ваныч от огорчения заболел и вызвал врача. Участковый сказал Ванька, что он не жилец. И Ван Ваныч ему посочувствовал…
Доктор очень обиделся и сказал, что это не Он не жилец, а оН не жилец. И Ван Ваныч. опять ему посочувствовал.
Ибо вся жизнь Ван Ваныча – сущее SOS-страдание...
Однажды и сам Ван Ваныч тяжело заболел. Состраданием к ближнему. И попал в реанимацию. Врачи бились, бились, но ничего так и не добились. Пришлось ампутировать.
А однажды один любимый художник взял да помер (от этого дела). И его любимая вдова подарила мне его кисточки и тюбики.
Другой любимый художник поступил совсем наоборот, а именно: не помер, а взял маленький холст, натянул на большой подрамник и подарил Ваньке Ванычу. Вот так и стал тот художником!
Но не долго музычка играла...
А краски, наоборот, играли долго, но быстро высохли.
Так однажды и Ерофей Палыч захотел украсить свою холостяцкую спальню. Взял в руки большую кисть и нарисовал большую картину. Но её купили. Делать было нечего...
Пришлось вновь брать в руки кисть — и писать. Вторую, третью, пятую...
Имя им — легион! Но всё скупили на корню гады-немцы и гады-голландцы. И остался бедный Ерофей ни с чем: с голыми стенками, оклеенными вместо обоев никому не нужными стодолларовыми купюрами.
Затосковал Ерофей. Понял, наконец, что не в долларах счастье, а в бабках. И скоропостижно женился на вдове мультимиллионера, которую ему сосватали Рыкин и Боборыкин...
Однажды искусствовед Боборыкин зашёл к водопроводчику Рыкину. И очень удивился. На мольберте стояла картина. На картине стояла бутылка. В бутылке трепыхался трёхглавый Змий.
— Почему Змий красный? — удивился Боборыкин.
— Такой позировал! — хмуро ответил Рыкин и треснул Боборыкина маляр-ной кистью по лбу.
— А-а-а... — акнул Боборыкин. — Что-то в этом есть. Очень похож на Дали. Особенно средний.
— Сам ты Дали! — обиделся Рыкин и снова треснул Боборыкина по лбу.
Боборыкин посмотрел в зеркальце для бритья и понял, что Рыкин прав: на него грустно смотрело дряблое, но породистое лицо Сальвадора Дали.
И том был Божий промысел...
— Я такой бедный, а они такие богатые. — Опечалился вдруг Ван Ваныч — Богаче меня на двадцать копеек.
Опечалился Ванька и убил их всех, все 5 миллиардов. И сразу стал богаче на 100 миллиардов еек. А что такое ейка?.. Единица души?.. Хрен её знает.
Скучно! Скучно одному на белом свете... И Ван Ваныч их всех воскресил. И вновь стал беднее всех на двадцать копеек. Ну и хрен с ними — с этими копейками!
Решимость жить среди почти равных, да и, хрен с ними, неравным — сродни желанию ЖИТЬ...
Ещё в детстве решил Ванечка стать писателем. И стал. На том и стоит. На четвереньках. И горд тем, что у него открыт на мир Третий глаз...
А дело было так…
Однажды открылся у Ванечки Третий глаз. Голубой, как фанера над Пари-жем. Открылся — не то слово. Вылупился! Как страусёнок из яйца. И стал клевать всё подряд: мебель, дома, дороги, машины, прохожих...
Особенно почему-то девушек. Заглатывал целиком. Жрал всё подряд и рос не по дням, а по часам. Пришлось взять у соседа пневматический пистолет и вышибить его вместе с мозгами. И теперь живет Ван Ваныч — не тужит. С двумя гляделками и без мозгов.
И в том его великая ЭВОЛЮЦИЯ...
Потому что прежде и одна амёба делилась - делилась, делилась и поделилась на мужчину и женщину. Малюсеньких-премалюсеньких. Стали они жить-поживать, да амёб жевать. И съели всю биосферу. Оставив мир на бобах…