Такие великие демократы, как Ющенко, не могут потерять своё лицо перед Западом. Впрочем, чёрт его разберёт – к счастью это или к несчастью…
Заснуть по-прежнему не могу. Перечитываю «На кукушкиным гнездом» Нафоне Кена Кизи мой трухлявый дневник не кажется мне слишком мрачным, а наоборот кажется слишком жизнерадостным...
Не жизнь, а сплошная кажимость… Прерванный полёт в половую щель, в погребальную урну… Мы ничем не отличаемся от древних египтян. Нашим вождям при жизни ничего не светит. С Вечностью мы на ты! Обожаем лишь Мавзолеи и мумии…
Нашим нынешним вождям ничего не светит, кроме лампочки Ильича. Поэтому они все внезапно уверовали – единства ради с народомбогоносцем. И пусть уверовали лишь на словах, каждый из них видит тусклый свет в конце туннеля.
…Уже почти месяц как не пью. Стал такой умный, что самому страшно. Умнее папы Карло, Дуремара и Карла Маркса. Пришлось пойти в ночной гастроном и взять бутылку. И теперь мне никто не страшен – ни Серый волк, ни Красная шапочка. Ни Татьяна…
Вчера был в гостях у своего Светлого прошлого. Моя дорогая Галка выглядит куда моложе и аппетитней моей пропитой Татьяны, хотя старше её на семь лет. Узнав о моих финлепсиновых трудностях, усыпала меня купюрами. Якобы я одалживал что-то её любимому племянничку.
Не помню… Ничего не помню. Давно пропил свою память. Но помню, что самое главное в жизни – это деньги. И… любовь!
Хотя я практически здоров, но теоретически – уже труп. Десять-двадцать лет – и амба! Амбар, полный костей. Осталось найти свидетельство о собственной смерти или хотя бы стать в очередь для взятия талончика на испуг..
А пугаться, собственно, нечего… Три недели не пью, а отходняк в лучший мир (или в худший) продолжается. Состояние, как у трупа, который по ошибке реанимировали.
Посмертная слава меня не интересует, пожизненная тоже… Мне нужна не слава, а всего лишь такая безделица, как любовь. Любовь Читателя! И всех встречных бомжей…
Говорил, говорю и говорить буду – люблю дебилов громкокипящих, но тихих идиотов не люблю. С чего бы это?..
В апреле, когда лежал в нейрохирургии, вышла в Питере моя книжка «Дневник деревянного человечка» (главы из которой под оригинальной редакцией Веле Штылвелда, отличной от книжной, печатались на ХВ – Ве Ша) – дневник, афоризмы и полусказки… (Книжный вариант оттачивал и редактировал Веле Штылвелд на протяжение десяти лет – Ве Ша)…
Но когда сбежал из больнички, был так пьян от таблеток и шмурдяка, что большую часть тиража раздарил тем, кто и читать не умеет: любимым дворовым алкоголикам, картёжникам и шахматистам…
Но некоторые всё же прочли, ужасно хвалили и упорно пытались облобызать, наливая сто, и ещё сто, и ещё… А я слегка сопротивлялся, но пил, пока опять не угодил в БСП…
Да, всем не угодишь. Каждый запой может оказаться последним. Но, к счастью, следующая книжка выйдет не скоро, если вообще выйдет… Поэтому пейте сами. Приятного аппетита!
...
Днём не живу, а существую. Живу лишь ночью…. Пишу и читаю, лёжа в постели. Тьяна перебралась, наконец, в соседнюю комнату и храпит там под звуки работающего всю ночь напролёт чэбэвизора. Телеманьяк! Пьяный и крикливый, но зато сердобольный… как хирург-самоучка…
В двух шагах от ада так хочется лимонада, но все наливают водку. Пей! Хоть залейся… Но не раскрывай свою пасть беззубую, как у старого пьяного крокодила. Алкоголички не живут долго, а жаль…
А себя не жаль – уже пережил почти всех друзей. И себя уже почти пережил. Видели очи, что покупали – теперь ешьте, хай вам повылазит! Наливай! Себе наливай! И ужрись вусмерть! А я, к сожалению, временно не пью. До зимы… Или до очередной кремации.
…Жара страшная. Груди встречных дев рвутся наружу, в околосолнечное пространство, лаская взор и член. Хоть какая-то компенсация озоновых дыр и полярных шапок. Жизнь прекрасна! Я уже устал это повторять. Прекрасна!
Каких-нибудь 10-20 лишних градусов повергают нас в отупение и приводят к преждевременной смерти от солнечного удара бутылкой по голове.