Сыры в магазинах недозрелые, шпроты недокопченные, свет и тот – всё более и более тусклый… Но если видеть его даже в конце туннеля, то это всё-таки свет!..
Гульки воркуют, гуляя в обнимку с воронами. Расплодились живые символы вечного мира и вечной смерти, лезут прямо под ноги. Даже вороны одомашнились, и ничего в этой жизни уже не боятся, кроме похоронных оркестров…
Уже за шестьдесят. Смерть прёт семимильными шагами. А мне пофиг. Врос корнями в кресло. Не пью. Смотрю телевизор.
Птиц и животных на земле много. А нас мало. Всего семь миллиардов. Для биллионов заплечных ангелов – это пылинка. А мы и есть пылинка. Царственная пылинка. Бестолковые цари Природы. Ай да мы – цари всея Млечного пути и окрестностей…
Чайник – нашей судьбы начальник. Наливай… Распутин пил мадеру прямо из чайника… шестиведёрного… А мы хлебаем чаи оберточные в пакетиках риска. Рискуя не напиться чаев пергаментных без малины и бергамота.
Когда я перечислил А. C. Пушкину все свои таблетки, которые я пью между запоями, он пришёл в ужас и посоветовал половину из них не пить… Они такие странные, эти классики… Сам посоветовал, сам и отсоветовал. А мне что? Не пью. Оно и легче для пустого кармана.
Советам всегда рад, но бывшим советологам – нет. Хоть они давно уже переквалифицировались в астрологов и хренологов политических партий. И теперь их параноидальные мысли у меня над башкой повисли… А мне хоть бы хны… на диете из варенных яиц.
Вот и Умберто Эко – это круто, как сваренное вкрутую яйцо. Живого ничего не осталось, один холестерин…
Сочиняя дурацкие прибаутки, съедаю по яблоку в сутки. Чтоб слюна от непрерывного курения не текла. А также хлеб, борщ, соевые псевдососиски и три вареных яйца. Холестерин от этого комом в горле стоит.
Поэтому пью взахлеб греческий контрабандный Zocor, подаренный доморощенным инвалид-алхимиком Андреем. Толку никакого, зато душа спокойна. После всего этого лечусь уже только от отдышки, вызванной излишком холестерина… Лечусь из последних сил.
Вера, надежда. Любовь, творчество, наркотики. Водка, эмоциональная и интеллектуальная ущербность помогают спрятаться от себя, но наша парашная животная суть от этого не меняется. И это печально.
Горе от ума, а радость уже от всего – даже от благоглупости. И рад бы, но не могу возлюбить врага своего. У меня нет врагов. Они все либо умерли, либо стали друзьями… И теперь проблема в том, как возлюбить друзей. Эмоции совсем атрофировались.
Бог – это артефакт. Прибыл из Вечности и отвалил в Вечность… Но это не факт, а всего лишь субъективное мнение.. грош ему цена. А наша цена – копейка!
Урну с прахом матери так и не захоронил. Стоит в нише над могилой отца – и вот уже год горя не знает. В связи с отсутствием денег поневоле пришлось возродить языческий древнеримский обычай. С точки зрения христианской морали это - не хорошо, но я думаю, что этот обычай ничуть не хуже другого…
– Аз сем обычам! – говорят братья-болгары, что значит в переводе «я тебя люблю». То есть как бы «я готов к тебе привыкать от сих слов и до самой смерти»… Ко всему привыкаешь… (Веле Штылвелд)
Прах великого человека вообще распылили в пяти бомбардировщиках над Индией, согласно его завещанию. Но мать отнюдь не Джавахарлал Неру . Да и бомбардировщика у меня нет.
Хотел было забрать урну домой и поставить на комод рядом с часами, но Тьяна бурно воспротивилась. У неё слишком хрупкая психика для квартирно-кладбищенских экспериментов. Да и надоела ей моя мать до чёртиков ещё при жизни.
Ладно, вольному воля. А праху вечный покой!.. А нам – отморозкам - вечное самодвижение духа…
Я не боюсь смерти, если, конечно, сожгут, а не зароют на потеху червям. А ещё лучше поработать скелетом в шкафу, ежели с доплатой, в каком-нибудь медучилище…
Не будет у меня ни кожи ни рожи, я ведь не вождь мирового пролетариата, но зато не зарастёт ко мне учебная тропа. Переживу Вождя как минимум на тысячу лет. Сэкономив нищим родственничкам долларов двести на никому не нужные похороны.
Другое дело – Ильич!.. У Владимира Ильича Ульянова(Ленина), засушенного в деревянном конверте, нет представления о нормальной смерти. Подстрелили и отправили в будущее письмом без обратного адреса…
Нет на мне ни креста, ни даже крестика нательного малого… Но я - нехристь, и не люблю дешевой паникадильной мишуры. Я человек, а не елка! Наливай!
Без субъекта нет объекта, без объекта нет субъекта. Вот и приходится, если застрял в безвоздушном пространстве мысли, рефлектировать по мере сил, объективируя себя как единственную реальность, единственный объект – мурло собственного дневника…