Враки. Это всё те, кто без меня, пастуха-инструктора из Преднебесья, в земные веси пожаловал. Многие сразу с Астроплана, ещё и от грехов прошлых как следует не отмывшись. Им слово, а они тебе три, и уж так срочно вновь подавай им твердь земную обетованную для всяких пуще прежних злопакостей, а там уже и без них, сам понимаешь...
И, конечно же, никаких преднебесных амортизаторах и ремнях безопасности они толком ничего сном-духом не ведают. Так мало того, что сами в камни скипаются, они ещё и другие живые души собою же губят. Шибанёт такой камень по темечку – и представился на Астроплан очередной имярек.
А люди не чебуреки, им бы дозреть до смерти – тогда и в стаде преднебесном вели бы себя гоже, а не чудили бы тупо с извечно вздорным: “Даёшь!” А то ещё урекает кого такой, с позволения, камень, и прощения не попросит, и останется на земле хатка в три латки, а душа без крылатки отлетит до времени и даже собьётся на межзвёздном пути.
Потому как всякую душу иной другой пастух в стадо для усопших не успеет забрать, и будет блуждать сия душа, пока не пристанет к таким же бестолковкам и не ударится в преднебесную революцию. Опять же, в небесном стаде +нгелов недочёт, а мне выговор за это вкрутую от самого Старшого, поэтому и поставлен обучать преднебесные рати не просто с небес башкой оземь сигать, а возвращаться очень нежно, по-божески, и в человеческих обликах на земле проявляться. Покорные обучаются долго, и, как подобает, безропотно; спешные же – хоть и не камнями оземь бряк-бряк, а всё равно норовят выскользнуть не людьми.
Ты такому тысячу раз талдычишь: “Нежненько, дурка небесная, через лоно женское, через лоно”, а он тебе на то с Преднебесья бряк-шмяк. Не человек, а ворона.
Где лицом прямо о камни чиркнется, ещё и нечеловеческим, +нгельским истешет то лицо, сотрёт до тыльно-черепных косточек – и на том всё. С таким видом никто его в люди не выпустит.
Или вот что ещё: едва лишь от живительного патрубка в пуповине вздохнёт, как тут же тебе поспешно и закаркает. А ему же говорилось, дурню, что в плаценте не каркать, а постигать ауру человеческую через лоно матери земной следует.
Вот и хватаешь таких сорвиголов, и вытряхиваешь из человеческих обликов. А с другой стороны, они уже вроде как и не +нгелы, потому что и рожицы у них покоцанные, и глотки поземному лужённые.
Думал я долго над тем, что с этой бесполезной братией делать. Хотел было на усыпку да на утруску списать, да только сам Старшой через тамошнего допотопного +нгела положил на меня анафему, через которую даже ангельский нимб скосило, и повелел мне допотопный ангел со Старшим в бесплодную полемику не вступать, а по совету старших же начальственных серафимов пообуздать младших поспехов и любыми путями нелепое положение выправить. Вот я и выправил.
Посмотри: чуть только где городок, чуть только где деревенька, чуть только где крыша над хаткой на огульном сквозняке – там, рядышком с обителью человеческой, обязательно сыщется стая вздорных ворон – бестолковых, глупых, крикливых. Чуть что как закаркают – хоть уши воском залей. Даже нам здесь, в Преднебесье, прямо беда с барабанными перепонками. Это оттого, что они, вороны, все до единой меня чистят, в недочёт человеческих своими обликами безобразными.
А чуть война, они же первые ещё живым да тёплым глаза до смерти клюют.
Но и люди к ним, прямо скажу, тоже идут не с лаской. Чуть где голод, проруха – первым делом на вертел сажают ворон и, хоть плюются, а съедают до косточек. А Старшему от всего этого просто нутро воротит.
Он ведь ведает, что и люди, и вороны – из единого +нгельского Преднебесья, да только ни одной душе страховочных ремней с парашютами не даёт. Так, видно, у него издревле повелось, а посему всё так вот и разрешилось: возвращаются на грешную землю трояко – кто камнем, кто вороном, кто человеком.
Мне же остаётся обычная повседневная служба – учить, наставлять, вразумлять по полному курсу, но только до времени, пока всякий для себя сам на землю дороги не выберет. Вот я тебе и говорю, господин экскурсант Киевский: при пробуждении никогда резко не вскрикивай – не то целый день прокаркаешь. А тем более, никогда резво спросонок не выскакивай из-под одеяла, а то шмякнешься мимо домашних тапочек всеми мослами об пол, словно самый что ни на есть каменный.
А больше – чего говорить... Но, прежде чем проснёшься, раз и навсегда попрощайся со мной и улыбнись этой сказке. Как и всякая сказка, до времени умилит она тебя и забудется”.