...Я открываю, помню, глаза. За окнами долбит стекло большой старый ворон. В клюве у него крохотный камешек. Я неожиданно показываю ворону язык – и тот от удивления каркает, выпуская камешек, который столь же внезапно летит, чертя яркую полосу до земли.
В этот время тротуар подметает изрядно пьяный дворник Трофим. Камешек падает в двух шагах от Трофима. И, не замеченный дворником, остаётся лежать на асфальте.
Не душа ли в том камешке самого легендарного Ван Ваныча с мягкотелого Преднебесья спрыгнула?
И тут же, а это точно была Она - душа Ван Ваныча на Землю явленная, внезапно обрела тело физическое со шматьем старческим секондхендовским, прокашлялась, опробируя прежний дух, и патетически изрекла:
- За все двадцать семь лет украинской Независимости мы так и не научились ценить нашу новейшую национальную память. Вот почему наши национальные мудрецы так внезапно безгласно отдаляются от нас в Вечность: Богдан Ступка, Любомир Гузар, Леонид Нефедьев - такие родные и разные, оставляя после себя словно дыры в Пространстве, которые уже ничем не зашить. Ведь за всё в нашем общем духовном мире пригодиться платить: где талантом, где поступками, где мерой вещей, где поверженной нынешними манкуртами национальной памятью
ВНЕ БАЗОВЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ ВЕКА
В те годы часто писал из престольной Вить Витич в мать городов ориянских Ван Ванычу, и переписка сия со временем стала легендарной:
«Здравствуй, Ванечка!
Ну, вообще сейчас это просто импульс — писать, без необходимости сообщить нечто важное или ответить на что-то. Не хочется опять скрипеть, но, ей-бо, отписал очередную порцию глав так, будто сам себя тащил за шиворот через пустыню Гоби.
Так трудно, по-моему, не должно быть. Что-то тут не так. Труд должен приносить хоть что-то, кроме небольшой суммы на пропитание — удовлетворение (уж о славе-то и речи никакой нет), глупое ощущение свершения: вот, мол, я создал, потом будет книга, я — хороший писатель, меня читают и это кому-то нужно...
На словах — чушь, но без слов — очень даже необходимое самоутешение, без которого — просто смерть от нервного истощения. М-де...
В юности фокусировался на Булгакове. Его отец, милейший Афанасий Михайлович, трудился как вол, писал, — умер, закопали и никому его труды не пригодились.
Сынок — враль с амбициями. И вот, подишь ты, — всемирная слава, хоть и мученическая. А кому не хочется признания? Всем хочется, да, как всё чаще у нас стали говаривать: “Много званых, да мало избранных” (чтоб, в частности Никиту Михалкова, черти побрали за это тупое цитатничество)...
Вчера вечером были посиделки в эдаком специально-артистическом кафе “Петрович” (по имени карикатурного персонажа) с интерьером времени нашего детства. (Вот бы и Киеве завел кто кафе "Ван Ваныч" с настенными бессмертыми высказываниями легндарного литгероя!)
“Там собиралася кампания блатная” — Жванецкий, Белла Ахмадулина и прочие известности. Издалека — интересно, вблизи, даже при наличии самой непосредственной и дружественной обстановки, — так себе.
Задумал, было, роман и заболел, что сейчас имеет место быть. Собственно, возникает такое ощущение...
Ладно, пусть будет по порядку. Банальнейшая истина — человек живёт, пока у него есть желание жить ради какой-то мечты, идеи, цели и т. д. У меня таких целей поочерёдно было несколько, и я их достигал, тут же в них разочаровывался и всё начинал сначала.
Ну, и что же можно сказать по этому поводу? Что, мол, я так устроен, что мне скучно работать ритмично, вот идти на прорыв — другое дело. Впрочем, это ни о чём не говорит — так, болтовня, ничего больше. Тут задеты куда более серьёзные вещи.
Во-первых, всего (или почти всего) можно достичь, если сильно захотелось. И не хочется говорить о том, что это всего лишь по кругу бег за фальшивыми целями, о ложности которых догадываешься только тогда, когда достигаешь их.
Так думать можно, но не нужно. И вот отчего. Не всем нужно быть святыми, отрешёнными от мира: раз уж родился здесь, то займи се-бя чем-то полезным (или, по крайней мере, интересным). Вернее — тем, что кажется тебе в данный момент полезным. Иначе жить просто невыносимо...
И вот, следуя этому правилу, за последний год я прожил несколько жизней, имевших начало, середину и конец. Университет, когда сначала образование, а потом увлечение литературой казалось важным. Года за полтора я прожил эту академическую карьеру, всё прожил наперёд, разочаровался и ушёл служить на флот. Там, конечно, было дело подневольное, но и в него начинаешь втягиваться...