Взвесил Ван Ваныч все “за и против” и от райских кущей наотрез отказался. Пока до них доберешься, то пройдёшь и реанимацию, и морг, и собственные похороны...
Какая уж там сексуальная озабоченность, какое уж при том либидо...
Но жизнь его обернулась иначе, и попал Ван Ваныч, как кур во щи, в рай без-мыслия. И безымянные ангелы сварили из него славный бульон...
Эка досталось Ван Ванычу, похлеще чем Хармсу. Наши маститые литераторы до сих пор нудно твердят, что Даниил Хармс не любил детей, особенно в сыром виде. Наглая клевета! У Хармса был прекрасный желудок.
А вот Арина Родионовна очень любила по вечерам рассказывать страшные сказки. На то она была великая Мастерица!
Случалось, Санёк уже третий сон видит, а она всё рассказывает и рассказывает. А иной раз до того сама испужается, что на печь, трясясь, вскочит, тюфяком голову накроет и всё рассказывает да рассказывает, остановиться никак не может…
...На Лоходроме иные персонажи. К примеру, афганец, бывший полковник, пенсия 370 — в фантиках, по курсу — 70 баксов в месяц (на такие же бабки Украина содержит трёх инвалидных старушек — каждая сказочней некуда!).
Кличка у афганца — Полковник. С вечно опухшей рожей, поросшей желто-ватой как у пчелы мягкой щетиной. Тихо бубнит себе под нос свои бесконечные стихи. При встрече задирает:
— Пятьдесят четыре? Младенец!
— Атебескоко? Шестьдесят?.. Сам младенец!..
Пока сходил в хлебный, он уже валяется под лавкой. Довоевался...
Спи спокойно, дорогой товарищ!
Самое время рассказать ещё ему полусказку...
Как однажды Ван Ваныч нашёл целлофановый пакет, полный фальшивых рублей, вчера ещё номинальных, и как честный человек сдал государству. Пусть подавится!..
Сам же Ван Ваныч всю жизнь работал над собой. И однажды чуть было не заработал тридцать копеек. Но так и не заработал. И работать над собой перестал. А начал работать над другими.
Но однажды не исчерпал свойсобственный потенциал. И начал черпать чужой. Так и черпал, пока не помер. Но на похороны не пошёл. Много чести!..
...
...Когда звонят соседу с четвёртого, я затыкаю уши, потому что живу на вто-ром...
Стены картонные, рамы деревянные, а потолков вообще нет. Сплошной пол...
Наши хрущобы — ваши хрущобы. Электричество уже отключили, но отопление ещё работает. Столица! Куда не кинь — гривну вынь...
Гранчак к гранчаку — будь начеку!
Но однаждыВан Ваныч хлопнул лишний гранчак... и попал в медвытрезвитель. И у него в голове сформировалась новая концепция Мироздания. Но через сутки Ван Ваныча выпустили, и выяснилось, что хотя концепция действительно новая, само Мироздание до отвращения старое. И всё в нём как бы на месте…
А как-то увидел Ван Ваныч курицу. Совсем ощипанную. Но она его, к счастью, не увидела. Покудахтала над разбитой судьбой: те же картонные стены, тот же Курятник...
И пошла себе дальше...
А Ван Ваныч вспомнил, что до первого развода он думал, что жизнь прекрасна и удивительна. Но лишь после второго понял, что жизнь действительно пре-красна. И это удивительно...
И тут уж решил Ван Ваныч от избытка нахлынувших на него чувств стать скульптором и ваять, ваять и ваять...
И наваял Колосса Родосского. А признаки пола не изваял. Небось, не маленький. Пусть сам ваяет…
Когда-то в молодости работал Ван Ваныч на сталеплавильном заводе. И выйдя на пенсию, написал книгу: “Страдания молодого конвертера”. И его приняли в Союз Металлистов. Но в Союз Писателей так и не приняли...
Не тот язык, не тот стиль, не та страна, не тот конвертер. С тех пор Ван Ваныча не раз одолевала нужда: то писать, то говорить, то молчать...
Но когда нужда так сдавила Ван Ваныча в своих медвежьих объятиях, он перестал сосать лапу и стал сосать самогон...
И до того дососался, что стали попадаться на каждом шагу Ван Ванычу вечно живые, и мёртвые...
Тут и повстречал вдруг Ван Ваныч Аполлона Бельведерского, но не узнал: лоб скошен, череп расколот, швы — наружу...
“Ага, — подумал В. Ваныч, — тоже из травматологии”.