– О, падчерица Греха! – возопил. Молчавший доселе Проповедник Бесключный… - Какая танцкарта, какой пиетет… Да на тебе и писали и сцали, уж точно, кому не лень… И ту туда же… Но близко время... когда каждое творение замирает как пред бурей... Закат багровеет и скрывается за чёрным горизонтом. Мир обволакивает ...тишина. Но редко кто слышит, о чём вещает ночь… Её просторы таинственны и глубоки...
От нахлынувшего ветра рассыпается кипарис и священный лавр. Венки земных богов теряют блеск, и становятся красномедными. Тяжесть их невыносима для плоти. Даже для твоей бездонной плоти, Лолит…
Огонь алтарей угасает от хладных дождей, печаль тлеет на мраморе... И только малое дитя, спрятавшееся от бури под плащаницей своего отца, под смоковницей, не теряет надежды.
Его сердце хранит неугасаемый огонь любви и завета.
– Где же ты, дурья башка, на Астроплане промок… Здесь же один только кисель елейный…. И мы из киселя, и в Поднебесье кисель, и под ногами дрязги кисельные…. Болото безверного безучастия… Только и радости, когда у Дежурного +нгела перекошенный нимб искрится….
– Ох и нехристь же ты, Ван Ваныч… Ох, и нехристь… Тогда вот слушай; «Да, приди... приди светлое утро грядущего лета», – шепчет в ладони дитя. – «Согрей моё тело, успокой мою душу тёплыми лучами вечного солнца... цветами радости... пусть вернутся птицы... » – и раскрывает свои ладони он к небу, как крылья голубя.
– Аминь! – ремыгнул от сусла небесного Дежурный +нгел, и провестил, – скучно мне с вами захалявники Божьи. А ведь на Астроплане все для вас на халяву. Греби не хочу… А вы обленились, в туманоидных ризах высветлились и такие стали прозрачненькие, что я вас блядей, буквально насквозь вижу. И от того горько мне и не радостно…
– Однажды я встретил знакомого и мы заговорили о... волосатых свинках и волнистых попугайчиках! Он рассказывал, как, делая капремонт в доме, он зашел в квартиру к сумасшедшему, помешанном на волосатых свинках и волнистых попугайчиках!
Потом начался бред про этих славных животных. Было очень весело и позитивно, вот так! – Стал отводить гнев Дежурного +нгела от себя сметливый Ван Ваныч. Но Дежурный +нгел только тихо сычал… - волнистой полусвинкой неземного присутстствия. Леоген продолжил:
– 1978 год. Сельская местность под Брянском. Несколько мужчин идут по лесу. Один из них проваливается на гнилых досках – внизу оказывается немецкий военный склад. Все как будто вчера война – оружие в масле, тушенка и шнапс. Соответственно на радостях наши счастливчики напиваются шнапсом до состояния "в слюни".
После чего одеваются в найденную там же военную форму, каски, берут в руки автоматы и идут в соседнюю деревню. Заходят в дом к председателю и, перещелкивая затворы на автоматах, требуют выдать всех коммунистов, имеющихся в деревне. Председатель пишет список...
Итог – четверым шутникам по 15 лет строгача. Председателю расстрел.
– Та точно, расстреляли, – подтвердил Дежурный +нгел. – и он прибыл к нам на Астраплан устраивать душевный, по его словам, коммунизм. Вот послушайте, какой речью он штурмовал Преднебесье
(в пространстве защемило, защелкало, и сквозь трески в эфире прорезался воспаленный даже по нынешним меркам голос):
– В своих самых потаенных мечтах некоторые из нас (не будем брать всех или большинство – это неправда) грезят об идеальной душевной, сердечной или любой другой нематериальной, невидимой, неосязаемой близости. Близости абсолютной. Слияния полного.
При этом близость материальная, осязаемая, физическая ценится ими невысоко. Подписываюсь под этим практически кровью: прикосновение сердца, прикосновение души – самое прекрасное, что может быть на свете, никогда не прекращающееся, длящееся вечно. Да! Но...
НО! Ушел человек ненадолго, уехал, умер (не дай Бог! – а Бог таки дал – прокомментировал Дежурный +нгел). Господи! Это самое порой невыносимое – невозможность увидеть, услышать, прикоснуться, обнять, вдохнуть запах, почувствовать в руках чтобы осязаемое, большое, теплое. Душу бы продал за секундную возможность физической близости.
- Это уж фигушки, – опять же прокомментировал Дежурный +нгел, чуть хихикнув громовыми в дупель раскатами Преднебесного грома…
- В такие минуты понимаешь, что у твоего сердца и того, что ты чувствуешь внутри него, есть единственная возможность быть видимым – это твое тело. Тело – это единственная возможность твоего сердца говорить. Говорить с другим сердцем. Сердце материализует свои чувства с помощью тела. С помощью тела оно становится видимым. И опять же с помощью тела сердце способно изменить все вокруг себя, сделать все вокруг таким же прекрасным, как оно само и его чувства.