Но мне уже давно и прочно известно, что не всякая работа подъёмна, что иным сытным рублём можно оборвать душу... Что просто существует неподъемная копейка. Но и жить без рубля куда как неуютней...
Вот, например, давеча звоню на “Просто радио” на конкурс короткого рассказа...
На сей раз рассказываю о двух братцах-малолетках шести и девяти лет, стерегущих место распития пива местными бухарями-мутантами... Виды на очередную пустую бутылку у младшего, ему же отданы симпатии и похмеляющихся алкоголиков, и тогда старший брат выносит младшего братика-конкурента прямо на руках из общей зоны бизнесового предпринимательства. Младший от горя орёт до сипа, но побеждает старший. Алконавты шокированы его волевым приёмом и уступают всю пустую посуду этому проворотливому найдёшу...
Вот так и получается, что всегда побеждает тот, кто хапает... От рождения до смертного одра... Как будто в каждого младенца с рождения вселяется Сатана...»
И опять перед глазами зарисовка из дневника:
...“Крестный ход” в Троещинский храм: “красные” крестины под бесконечный горловой крик осипшего от натуги младенца (крестят девочку в красном платьице и в красных пелёнках):
— Изыди Сатана!
— УХОЖУ
— Изыди Сатана!
— УХОЖУ
— Изыди Сатана!
— УХОЖУ....
В то же время Бемби тихо молится у иконы Николая угодника. Свечка Бемби “карьерных” кровей. На трёх огарках:
— Помяни раба божьего да прыткого пятьдесят раз! Аминь!»
Как-то и Ван Ваныч выпал из люльки. Прямо на рельсы... И увидел свет в конце туннеля... И понял Ван Ваныч, что жить ему осталось считанные годы... И перестал считать... Стыки на рельсах...
И почесал по шпалам...
А Штылвелд продолжил усердствовать над эпистулой:
«Из российских разнолитературных местечковых элит я вхож только в мир Вадима Кисляка-Булатова из Воронежа — в одном лице он и меценат, и издатель. И филоЛУХ-недоучка, и чудак, и прохиндей, и страстная натура... Бывал он и у меня дома. Премировал сотней баксов за роман в “В Германию я не уеду” — больное и злое чтиво за Чернобыль, Бабий Яр и все такое прочее. Впрочем, хотелось бы писать вещи филигранные, с выворотами фантазии, всплесками тонкой иронии и выплесками сарказма, хотя этот вечный вопрос...
Money, money, money... Кто и сколько будет за всё платить: тугриков, баксов, лухов... А Вадим из Воронежа исповедует махровый бесплатный самиздат... Это не мудро».
А зато в это время Ван Ваныч у входа в бар столкнулся с Мудрецом... И прикинулся простаком. А мудрец прикинулся шлангом. Так и разошлись не пообщавшись. А жаль...
Но что поделаешь? Роскошь человеческого общения немалых денег стоит...И постиг Ван Ваныч, что самое печальное — не периодическое отсутствие денег, а периодическое отсутствие то ума, то энергии...
Вечно шляются порознь...
Вот и Штылвелд вечно ссорится с головой:
«За всю свою проклятую литературную жизнь, кроме означенной литпремии из Воронежа, опубликовал более ста эссе, стихотворений, поэм, до двух десятков рассказов и несколько повестей, не заработав за всё вместе более сотни долларов...
А были еще три книжицы афоризмов и столько же поэтических, за которые приходилось выкладывать деньжата из собственного кармашка. Прирабатывать приходилось и на литературной подёнщине — кромсая, редактируя и выпуская чужие книжицы, далёкие от того качества, которое являет сочное творчества Ван Ваныч...
Так и не пропущен в ориянский Союз писателей, где, между прочим, можно прислужится на неплохую по нынешним меркам пенсию... За моим неприёмом стоит неприглядная легенда-имидж о самом Веле Штылвелде — яром сионисте и пофигисте своего новоориянского Отечества...
В принципе, я не столько ярый сионист, сколько яркий... Старшенькая дочь Леночка-Леська-Лия служит в израильской армии, но лично меня через четырнадцать лет плотненького проживания в постчернобыльском Иегупце-Киеве израильский климат просто прихлопнет и выплюнет на какие-то местечковые близковосточные Бер-ков-цы...».
— Все мы так ко времени будем, — мудро не возражает Ван Ваныч и ссылается на мудрость народных былин. Ведь любая былина, преамбула к были...