Он набрал полную грудь воздуха, как человек, собирающийся глубоко нырнуть, и с шумом выпустил его.
— У вас нет ни единого шанса, Улрик! Вы лишаете себя всего — ради чего?
— Вовсе не всего. Вы все равно заплатите мне за проделанную работу. Это-то уж вы сделаете. Вы вернетесь и доложите, что обнаружили отсек в полном порядке. Только попробуйте заявить что-нибудь другое. Ваша затея тут же провалится.
— Нас здесь двое. Мы можем взять вас голыми руками.
— Только после того, как у меня в руке не станет пистолета.
Коротышка, казалось готов был съесть меня взглядом. Он явно хотел бы сказать мне кое-что еще, но вместо этого состроил гримасу человека, жующего стекло, и кивнул своему помощнику. Они боком добрались до люка и спрыгнули на землю. Я смотрел, как они удаляются.
— Ну, ты у меня еще схлопочешь за это! — крикнул мне Иллини. — Обещаю тебе.
— Ничего вы мне не сделаете, — ответил я. — Вы будете сидеть, считать свои миллионы и держать язык за зубами. Комиссионеру это наверняка понравится.
Они обернулись, я насторожился и опустил руки. Тут Подиак метнулся в сторону и выстрелил. Разряд отшвырнул меня к противоположной стороне кабины.
Окружающее наполнилось светом и грохотом, а грохот слепил. Я с трудом уцепился за тонкую ниточку сознания, сплел из нее канат и выбрался по нему. Я сделал это потому, что должен был сделать это. И как раз вовремя. Подиак уже лез обратно в кабину. Снаружи слышался голос Иллини, приказывающий что-то. Я прицелился в Подиака, нажал на спуск, и его жизнь как будто ветром сдуло.
Я весь онемел, как палец, по-которому стукнули молотком. Я чувствовал, что под скафандром по мне течет теплая жидкость, и, кажется, ощущал сломанные кости. Я попытался пошевелиться и снова почти потерял сознание. И тогда я понял: на сей раз мне уже не выкарабкаться. Я получил свое. Иллини победил.
Его голос вывел меня из полузабытья.
— Он стрелял вопреки моему приказанию, Улрик. Ты же сам слышал, как я сказал ему! Я не виноват!
Я несколько раз моргнул и тогда смог рассмотреть коротышку через распахнутый люк. Он, съежившись, стоял на том же самом месте, на котором я последний раз видел его, и с ужасом ждал вспышки из темного отверстия люка, которая прикончит его. Все козыри были у него на руках, но он, бедняга, не знал об этом. Он понятия не имел о том, как тяжело я был ранен
— настолько тяжело, что он мог бы попросту войти в отсек и завершить задуманное, не встретив никакого сопротивления… А он-то думал, что сильный умный Вэйрд Улрик остался цел и невредим и сейчас держит его на мушке, хладнокровный и смертоносный, как всегда, и, как всегда, полностью владеющий ситуацией.
О'кей. Постараюсь и дальше держать его в неведении. Пусть со мной покончено — но и с ним тоже, если бы только мне удалось заставить его улететь. Когда ребята с Мониторной Станции прибудут сюда, обнаружат мой труп и записку, которую я постараюсь написать до того, как окончательно стемнеет, с Иллини и К будет покончено. Им никогда больше не доведется участвовать в бизнесе с похищением планет, и остаток дней своих они проведут на каторге. Причем, все это произойдет так быстро, что никто и глазом моргнуть не успеет. Я поискал собственный голос, немного подул на него и крикнул:
— Ладно, Иллини, этот выстрел не в счет. Забирай своего парня и убирайся с планеты. Я буду следить за тобой. И локаторы Мониторной Станции тоже. Если ты вновь попытаешься приземлиться, тебе придется им кое-что объяснить.
— Я все сделаю, как ты сказал, Улрик. Ты в своем праве. Мне… мне придется привязать что-нибудь к Подиаку, чтобы дотащить его до яхты.
На это я ничего не ответил. Не мог. Это обеспокоило Иллини.
— Улрик! Я доложу, что обнаружил все в полном порядке. Только, пожалуйста, не делай глупостей. Помни о миллионе кредитов, ожидающем тебя.
— Топай, топай, — выдавил я.
Я смотрел, как он отошел на несколько шагов, повернулся и стал карабкаться по склону. Огни у меня перед глазами то вспыхивали, то гасли.
Вдруг Иллини снова оказался здесь, таща в какой-то упряжи бесчувственное тело своего протеже, безмолвно волочившееся по снегу. Когда я снова поднял глаза, их уже не было видно. И только тогда я отпустил то, на чем висел, и провалился навсегда в бездонную пропасть.
Когда я вновь пришел в себя, возле меня сидел Джонни Гром.
Он дал мне воды. Я выпил ее и сказал:
— Ты, здоровенный идиот! Что ты здесь делаешь? — мне показалось, что я произнес эти слова вслух, но изо рта у меня вырвалось только легкое шипение, как из проколотого мяча. Я лежал, прислоненный головой к стене — так, как он положил меня — и смотрел в его широкое изможденное лицо, на потрескавшиеся и кровоточащие губы, спутанные волосы, перемешавшиеся со снегом. Взгляд его ярких голубых глаз встретился с моим.
— Я пришел в себя и увидел, что тебя нет, Карл Паттон, — голос его совершенно потерял звучность. Он говорил, как древний старик. — Вула привела меня сюда.
Я попытался обдумать ситуацию… и вдруг понял, что вытекает из всего этого. Я чуть не заулыбался. Конечно, записка, написанная кровью, может пробить дыру в планах Иллини, но ведь живой великан утопит их окончательно.
Я сделал еще одну попытку и ухитрился на сей раз издать довольно разборчивый шепот:
— Слушай меня, Джонни. Слушай внимательно, потому что второй раз объяснять все это у меня не хватит сил. Вся эта история — подделка, уловка, которая должна была погубить тебя. Потому что, пока ты жив, они не могут заграбастать твой мир. Понимаешь меня?
Люди, который находятся здесь, в полной безопасности. По крайней мере, так должно было быть. Но в первоначальный план внесли изменение. Конечно, только после того, как позаботились бы о тебе. А раз ты жив… — я почувствовал, что мои объяснения становятся слишком сложными.
В общем, все это чепуха, — продолжал я. — Ты перехитрил их. Перехитрил всех нас. Ведь, несмотря ни на что, ты остался жив. Теперь твоя задача — и дальше оставаться в живых. Поэтому ты должен затаиться. Здесь есть отопление и аварийные запасы пищи — всего этого тебе вполне хватит до прибытия спасательного отряда. И тогда твое дело в шляпе. Ты заметил, что поврежден соленоид, понимаешь? Ты ведь знаешь, как выглядит соленоид, да? И ты поправил его, Ты спас людей. Ты будешь героем. После этого они не осмелятся и пальцем тронуть тебя.
— Ты тяжело ранен, Карл Паттон.
— Меня зовут вовсе не Карл Паттон, черт тебя подери! Меня зовут Улрик! Я наемный убийца, понимаешь? И явился я сюда, чтобы прикончить тебя…
— Ты потерял очень много крови, Улрик. Здесь есть какие-нибудь медикаменты?
Я быстро развеял все его надежды на мое спасение:
— По крайней мере, ничего такого, что могло бы спасти меня, здесь нет. Мне прямо в бедро угодили из электрического разрядника. Моя левая нога теперь — просто месиво из кусочков кости и окорока. Скафандр немного помог мне, но не очень. Можешь забыть об этом. Важно то, что они не знают о том, что ты жив! Если они попытаются сесть сюда еще раз, на всякий случай, и обнаружат тебя до того, как прибудет спасательный отряд — они выиграли. А они ни в коем случае не должны выиграть, понимаешь? Я им не позволю!
— В моем доме есть медицинская машина. Ее туда привезли доктора. После Болезни. Она сможет вылечить тебя.
— Конечно! А в Медицинском Центре я бы начал танцевать Самали уже через тридцать шесть часов. А если бы я не совался в это дело, я вообще бы не попал в такую переделку. Забудь об этом и постарайся сосредоточиться на том, чтобы остаться в живых…
После этого, я, должно быть, отключился, потому что следующим моим ощущением было то, что мне в бок кто-то втыкает тупые ножи. Я приподнял веки и увидел, что мой скафандр расстегнут, и еще много-много крови. Большой Джонни что-то делал с моей ногой. Я велел ему оставить меня в покое, но он продолжал пилил меня раскаленной добела пилой и лить мне на раны кипящую кислоту.