Через четыре года после войны сын женился на дочери смоленского предводителя. Была славная свадьба, с водкой, мясом, сотней гостей, и даже приглашенный оркестр наигрывал танцы. Георгий звал их обоих, но Натуся наотрез отказалась появляться на людях, да и Мосес Артурович засиживаться сверх вежливого не стал. От первых лиц города пахло кровью, а этого запаха парикмахер нанюхался в госпитале. Через пять лет и один месяц невестка родила сына, Артура, и мальчишка получился почти здоров. Еще через год неожиданно вышла замуж Натуся — проклятье «никому не желанной старой девы» миновало ее. Санитарка из госпиталя сосватала своего двоюродного брата. Правда, парень был тоже немой, но зато работящий — столяр, печник и на все руки мастер. А вот причесать единственную дочь на свадьбу не вышло, пришлось покупать парик — и об этом отец жалел куда больше, чем о бедном столе и тихом веселье.
Праздник кончился, начались будни. В маленькой двухкомнатной квартирке стало тесно, молодые общались друг с другом молча, замечали только друг друга, и это слегка обижало старика. Детей у Натуси не получалось — к худу или к добру, но она не беременела. Муж кормил ее досыта, хозяйство совсем поправилось, тяжкий труд Мосеса Артуровича перестал быть настолько нужен. Да и, будем честны, добросердечной, сочувственной всякой боли натуре парикмахера тяжело давалась работа в госпитале, в окружении мук и смерти — а умирали многие… Осторожный Мосес Артурович начал с малого — повозился на кухоньке, вспоминая советы деда и рецепты покойной жены, побродил по оврагам и склонам, благо пустые кварталы зарастали с невероятной скоростью. Четыре месяца каждый вечер он обкладывал Натуськину голову теплым полотенцем, вымоченным в репейном масле, на лицо шла другая маска из распаренных трав. И случилась чудо — худосочная дочка стала розовощекой, кожа засияла, ушли морщинки из уголков рта и глаз, а самое главное — начали отрастать волосы. Не такие кудрявые и густые, очень медленно… но дочь была счастлива. И отец тоже — светлая мысль наконец-то сложилась в его голове.
Парикмахерская работа делает людей красивее — и молодых и старых, и дурных и хороших. Даже древней старухе хочется выглядеть женщиной. Сразу после войны людям было не до волос — болезни, голод, пограничные стычки. А теперь стало легче, сытнее, порядок какой-то установился в городе. Появилась лишняя крошка, случайная монетка, которую не жаль отдать мастеру, чтобы выглядеть лучше. Мосес Артурович всегда считал, что у счастливых женщин добрые мужья и веселые дети. А любая капелька счастья, любая улыбка помогает выздороветь от войны.
Неизвестно откуда он добыл своего Бурана — в городе почти не осталось собак, тем более таких крупных. Но добыл, подкормил и даже научил возить маленькую тележку с инструментом, снадобьями и прочей поклажей. Золингеновские опасные бритвы остались еще от деда, ножницы были свои, вместо крема для бритья подошел мыльный корень, вместо красок для париков — настои луковой кожуры, ромашки, ревеня и скорлупы грецких орехов. От чирьев, зуда и лучевых язв — порошок из зверобоя с шалфеем и подорожником, мазь календулы на нутряном сале, от мозолей, трещин и воспалений — кора дуба, для лучшего укрепления здоровья — облепиховый сок. И конечно, не обошлось без репейного масла — напоследок из госпиталя Мосес Артурович вместо денег взял целый ящик пустых пузырьков от лекарств. Добрый зять смастерил два складных стула и легкий тент. Парикмахер дождался весны — десятой весны после первой бомбардировки, — и работа пошла.
Он со своей тележкой беспрепятственно разъезжал по городу, таскал ее по единственному мосту через Днепр, в солнечные дни, случалось, устраивался у старинной кремлевской стены — от кирпичей фонило, но мощь красноватых, поросших мхом стен казалась успокоительной. «Стрижка-бритье-косметика!!! Ррррепейное масло для ррроста волос!» Куда бы Мосес Артурович ни пришел со своей переносной цирюльней, очень быстро к тележке вставала очередь. Желающие побриться подставляли щетинистые щеки под блестящее лезвие с золотыми готическими буквицами, женщины раскупали краску для париков, репейное масло и другие снадобья. Редкие счастливицы заказывали «мне модельную стрижку, пожалуйста» и млели под взглядами завистниц, пока мастер сооружал из жиденьких, мягких волос умопомрачительные прически. Уличных воришек и мелкую шушеру отпугивал внушительный вид Бурана — всклокоченная черно-рыжая шерсть и желтые клыки придавали свирепости в общем добродушному псу. Рейсера посерьезней его тоже не трогали — мало кому хотелось связываться с отцом Георгия Сарояна, третьего человека в городе… Сын пробовал говорить с ним, убеждал оставить промысел — мол, позоришь имя семьи. Кроткий Мосес Артурович просто сказал, что по его, отцовскому, мнению, кровавый хлеб позорит имя семьи, а честным парикмахерским делом зарабатывали деды и прадеды. И он, Мосес, пока что отец и старший мужчина в роду. Он не учит Георгия, как управлять людьми, так пусть и сын не сует нос в его ножницы, много воли взял. Слепому нет дела, что свечи подорожали. Сын подергал щекою, но промолчал. После этого разговора отца с дочерью перестали приглашать в дом к молодым Сароянам.