Несмотря на свои необыкновенные способности, Делёз провалился на вступительном экзамене в Высшую нормальную школу, хотя его выступления уже тогда считались событиями, которые ни в коем случае нельзя пропустить и которые привлекают большую аудиторию. Так происходит, среди прочего, с его «докладом» на тему «Варвары и цивилизация», который ему задал Жорж Кангилем. Он получил хорошую оценку, которая бы позволила ему поступить, если бы он не запустил другой экзаменационный предмет. В итоге Делёз не сдал экзамен, но с учетом его хороших результатов он получает агрегационную стипендию и может пойти учиться в Сорбонну, где будет посещать курсы Кангилема, Башляра и де Гандийяка, ставшего его научным руководителем.
Учась в Сорбонне, Делёз входит в небольшую группу друзей, среди которых его верный товарищ Жан-Пьер Бамберже, Франсуа Шатле, Оливье Рево д’Аллон, Клод Ланцман, Мишель Бютор и, конечно, Мишель Турнье. Не все из них философы: трио, образованное Жаком Ланцманом, Сержем Резвани и Пьером Дмитренко, увлекалось живописью и обосновалось в бывшей прачечной на улице Вожирар, где им позируют их подруги. Посмотреть на то, как работает эта троица, постоянно приходят одни и те же студенты-философы: Жиль Делёз, Клод Ланцман, Жан Ко, Жак Удар, Рене Гийонне, Пьер Кортесс, Жан Лоне, они стоят молча и могут вволю любоваться прекрасными обнаженными девушками. Строгий стиль этих студентов Сорбонны с их костюмами, белыми рубашками и галстуками контрастировал с богемными одеяниями остальных: «Жель Делёз уже тогда говорил оригинальные вещи. Остальные же, в особенности Клод, только повторяли наукообразную риторику»[350]. В тот период Жиль Делёз и Клод Ланцман были очень дружны, и Ланцман говорит о своем друге с особой горячностью и восхищением. Что же до Делёза, то он «был очень мягок, очень стеснителен, носил кашне летом, был похож на ребенка, которого заботливая мать слишком кутает. Его ум приводил Клода в состояние транса. Он „пил“ Делёза. Он пытался захватить его всеми доступными средствами»[351].
Делёз и Оливье Рево д’Аллон восхищаются Гастоном Башляром и не пропускают ни одной его лекции. Они слушают и курс Жана Валя, который обратит внимание Делёза на англо-саксонскую философию и до-феноменологический экзистенциализм. Марциаль Геру с его особенно скрупулезным чтением текстов – тоже их наставник: «Я всегда считал, что Жиль был учеником Геру»3[352]. Со своей стороны, Ги Байе посвящает курс Спинозе, который входит в программу агрегации.
Франсуа Шатле вспоминает о хрестоматийном эпизоде с учителем Алкье и учеником Делёзом, в связи с Мальбраншем:
Я помню, об уроке Жиля Делёза, которому нужно было рассказать о какой-то классической теме из Николя Мальбранша перед одним из самых глубоких и скрупулезных историков философии. Делёз построил свое доказательство, солидное и опиравшееся на безапелляционные цитаты, вокруг одного только принципа нередуцируемости ребра Адама. Услышав заявленный принцип, мэтр побледнел и явно был вынужден сдерживаться, чтобы не вмешиваться и не перебивать. По мере развертывания аргументации негодование сменилось недоверчивостью, а к концу выступления превратилось в восхищенное удивление. И он и в самом деле заключил, что не привык к такому подходу к этой проблеме, выполненному с таким мастерством, и не будет отрицать, что это очень интересная объяснительная гипотеза[353].
Тем, кто получил допуск к агрегации, оставалось еще сдать страшный «Большой устный экзамен», разделенный на четыре этапа: один по древнегреческому тексту, второй по латинскому и два по французским текстам. Чтобы подготовиться, небольшая группа студентов регулярно собирается на улице Мешен возле больницы Кошен у Оливье Рево д’Аллона. Этот небольшой «клуб пяти», предающийся коллективной аскезе, составляют Паскаль Симон, который через четыре года после конкурса умрет от рака мозга, Ален Делатр, двоюродный брат знаменитого генерала Латра де Тассиньи, Франсуа Шатле, Жиль Делёз и Оливье Рево д’Аллон. Корпус французских текстов, предлагаемых для агрегации в 1948 году, включает в себя «Материю и память» Бергсона и работу Дюркгейма «Правила социологического метода». Рево д’Аллон вспоминает, что они с Шатле, увлекавшиеся марксизмом, могли легко воспринять идеи Дюркгейма, но Бергсона считали побитым молью спиритуалистом, в котором не было ничего интересного: «В „Биаррице“, кафе, в котором мы встречались, мы рассказывали Делёзу, что Бергсон нам надоел. Он ответил нам: „Нет, вы ошибаетесь, вы просто плохо его читали. Это великий философ“»[354]. Тут Делёз достал из сумки «Материю и память» и принялся читать вслух и комментировать длинные пассажи: «У него было такое выражение лица: „Вы не любите Бергсона! Вы разбиваете мне сердце“»[355].