Они с Мишелем Турнье довольно часто встречаются с братьями Ланцман, Жаком и Клодом, Сержем Резвани, Франсуа Шатле, Костасом Акселосом. У них есть на острове любимое бистро с очень философским названием «Монада»: группа друзей чувствуют себя под эгидой Лейбница. Турнье и Делёз, чьи комнаты рядом, также часто ходят ужинать в ресторан La Tourelle на улице Отфёй. В эти годы у Делёза завязывается короткий роман с актрисой Эвелин Рей, сестрой Ланцманов. Серж Резвани вспоминает, как она пришла к Монни, отчиму Ланцманов:
Среди нас вдруг появилась худощавая девушка, чей лоб был скрыт длинной темной челкой. Это была Эвелин, сестра Жака. Под копной волос она прятала странное лицо ночной птицы. Маленький крючковатый нос (позднее ей придет фантазия его переделать), очень тонкие, чувственные губы, чуть тяжеловатая челюсть, а главное, сверкнувшие из тени, в которой она пытается их скрыть, огромные глаза цвета голубого бисера, светлые, как залитый солнцем пляж[361].
В конце 1940-х годов Жиль Делёз продолжает писать. В 1946 году он пишет предисловие к одной книге эзотерического содержания[362]. Автор выступает под псевдонимом, и Делёзу заказали написать предисловие, потому что он вхож в круг Марселя Море: так он может немного заработать. Книга, о которой Делёз пишет, что она «представляет капитальный интерес», ставит целью объединить разрозненные языки науки и философии, чтобы вернуться к картезианскому замыслу построения mathesis universalis. В предисловии, которое может показаться совершенно случайным, можно тем не менее уже разглядеть точку зрения Делёза, который будет всегда защищать монизм, основываясь на философии жизни, подчиняющей себе всякое разделение: «Единство, иерархия, выходящая за рамки какой бы то ни было иерархической дуальности, – это и есть жизнь, которая намечает третий порядок, несводимый к двум другим. Жизнь – это единство души как идеи тела и тела как протяженности души»[363], – пишет Делёз, давая определение в чисто спинозистском ключе. Предложенное им прочтение книги позволяет ему проигнорировать мистическую часть и остановиться только на собственной тематике. Он определяет матезис как не научный и не философский, как то, что, нарушая границы, предстает как «знание жизни»[364]. В этом предисловии чувствуется влияние Сартра: Делёз утверждает, что «каждое существование находит свою собственную сущность вне себя, в другом»[365].
В 1947 году Делёз публикует предисловие к важному произведению Дидро «Монахиня»[366]. Он проявляет живейший интерес к главной героине Сюзанне, воплощающей одновременно и природу, и свободу таким образом, что сам автор, Дидро, оказывается обведенным вокруг пальца канвой собственного романа. Делёз настаивает на конфликте в характере героини, оказавшейся между двумя разными стилями – тем, что был свойственен XVIII веку, отсылающим к природе, красноречию, сентиментальности и выспренности, и свободным стилем, сталкивающим разные сознания в коротких фразах и упрямых отрицаниях.
Этот период конца 1940-х и начала 1950-х годов для Делёза означает прежде всего начало карьеры преподавателя в лицее Амьена, где он будет работать с 1948 по 1952 год. Из-за своего расписания большую часть недели он должен находиться в Амьене, куда приезжает во вторник утром, чтобы вернуться в Париж в пятницу вечером или в субботу утром. Среди его коллег Жан Поперен и Макс Мильнер. Когда Делёз впервые предстает перед учениками в 1948–1949 учебном году, он одет в классическом стиле, даже слишком строго: в провинциальном лицее принято носить белую рубашку и галстук. Но уже тогда он выделяется своей шляпой, которую кладет на бюро, выходя на кафедру – она станет легендарной. Во время урока он курит сигареты одну за другой.
Пробуждать философские призвания
С самого первого года преподавания Делёз, по словам его ученика Мишеля Марье, «фантастически умеет увлекать»[367]. Марье, родившийся в 1931 году в крестьянской семье, не занимается философией, он готовится сдавать на бакалавра по естественным наукам, но так очарован Делёзом, что это изменит всю его жизнь:
Одним из учителей, который оказал на меня наибольшее влияние, был Жиль Делёз, мой преподаватель философии. Подвижностью и легкостью своей мысли, внешне простой и легкой манерой преподавания, интересом, который он проявлял к разным жизненным явлениям (спорту, одежде, еде, истории техники), этот молодой человек 24 или 25 лет, больше походивший на нашего сверстника, чем на отца, внушал мне доверие. С ним философия перестала быть ненавистной мне суровой дисциплиной. Она стала встречей, слиянием между, с одной стороны, концептуальным аппаратом, культурой, имеющей свой язык, свою технику обучения, свои глоссы и связи, которые изучаются при соприкосновении со многими поколениями мыслителей, а с другой стороны, своего рода тайным импульсом, предрасположенностью духа к обучению, осмыслению самых простых вещей, самых повседневных и фундаментальных элементов существования[368].
362
Gilles Deleuze, introduction à Docteur Jean Malfatti De Montereggio,
363
Gilles Deleuze, introduction à Docteur Jean Malfatti De Montereggio,
366
Gilles Deleuze, introduction à Diderot,
368
Michel Marié,