Определенный философский уровень налицо. Подаете надежды, но, чтобы их оправдать, нужно отказаться от Сартра, по крайней мере на год. Вы потом к нему вернетесь и иначе. Необходимо читать Платона, Канта и понимать Сартра, отталкиваясь от них, а не наоборот. Иначе вы окажетесь в тупике, не сможете развиваться. В какой-то мере это способ начать с нуля. Дело не в том, что у вас нет наработок, но в том, что только при таком условии ваши наработки в философии приобретут смысл и будут развиваться[377].
Учитель и ученик вместе уезжают из Орлеана. В 1955 году Делёза перевели в Париж в лицей Людовика Великого, в котором он будет преподавать до 1957 года. Что касается Алена Роже, он поступает в подготовительный класс неподалеку, в лицей Генриха IV. Их отношения становятся дружескими. Зная, что его ученик в Париже бедствует, что у него нет денег, Делёз часто приглашает его в ресторан, но, поскольку у него самого в середине 1950-х денег немного, говорит: «Пойдем съедим яичницу?[378]. В 1965 году поддержка Делёза снова сыграла важную роль в судьбе Алена Роже – когда тот заболевает: «Зимой 1956 года я заболел плевритом, который на долгие недели приковал меня к стационару лицея, где, несмотря ни на что, я пытался работать. Жиль приходил меня навестить, и не знаю, сумел ли бы я без него выстоять перед напором невзгод»[379].
В 1955–1956 учебном году в предподготовительном классе у Делёза учится будущий главный редактор журнала Positif Мишель Симан, а также Франсуа Реньо, будущий философ-аль-тюссерианец. Симан несколько раз напишет в своем дневнике: «Какой необыкновенный курс!» Он не понимает своих товарищей, обеспокоенных тем, что они не готовятся к экзамену в более классической манере. Однако Делёз никогда не сталкивался с фрондой: «Его все обожали»[380]. В это время он читал курс о проблеме основания: «Что значит основывать?», в котором, в частности, опирался на Хайдеггера и Лейбница, особенно сложные предметы для учащихся, которые только что закончили бакалавриат, и эта тема заставила его обратиться к греческой античности: «Он заставил нас прочитать книгу, которая очень на меня повлияла. „О тирании“ Ксенофонта, вышедшую в издательстве Gallimard с предисловием Кожева и с перепиской Кожева с Лео Штраусом»[381]. Он также посвящает курс комментарию к «Федону» Платона.
Еще одна странность, вызывающая недоумение учащихся предподготовительного класса: Делёз много говорит о литературе, о Прусте, Руссо, а также о Клоделе, «Атласный башмачок» которого входит в программу по литературе. Он комментирует «Протея» Клоделя, находя эту пьесу прекрасной. Он вспоминает также Амброза Бирса, его рассказы об ужасах и, в частности, новеллу «Собачий жир», и, игнорируя барьеры между литературными жанрами, настоятельно советует своим ученикам прочесть детективы из «Черной серии» издательства Gallimard. Позднее Делёз напишет, что «философская книга должна быть особым видом детективного романа»[382]. Помимо литературы, Делёз также увлекается кино и комментирует некоторые фильмы из текущего репертуара. В частности, его явно привлекают фильмы о монстрах, и он зовет учеников их смотреть. Делёз приглашает Мишеля Симана, уже заразившегося синефилией и бегающего из лицея Людовика Великого в Синематеку на улицу Ульм, на обед в Balzar: «Мне было 18 лет, я ходил на ретроспективы Китона, Бергмана, Штрогейма. Мы разговаривали о кино. Он уже тогда был синефилом и очень любил Джерри Льюиса. Еще он очень любил Штрогейма»[383]. В всем этом ощущается желание Делёза разрушить границы между вкусами и знаниями. Он уже тогда говорит о животных: его особенно привлекают носороги. Что касается музыки, то он одинаково любит и Эдит Пиаф, и Моцарта, «говоря, что мы имеем право считать прекрасным и это тоже»[384].
Делёз обладает своего рода естественным авторитетом, не ведется на провокации и потому никогда не выходит из себя. Однажды один ученик крикнул ему «Педик!» из-за длинных ногтей и манерного тона, и он ответил как ни в чем не бывало: «Да, ну и что?» Другой ученик, марксист-«сталинист» по фамилии Фюссман, написал в своей работе по философии, что «профессор философии – прислужник буржуазии, живущий на содержании у капитализма». Делёз вернул ему работу, прочел этот отрывок в классе вслух и прокомментировал: «Сначала я покраснел. Затем побледнел…» Его ученик Франсуа Реньо пришел в восторг, почувствовав, как это было смешно. Чтобы разрядить обстановку, Делёз играл с классом в «изысканный труп». Каждый записывает слово на бумажке, складывает ее и отдает соседу, а Делёз записывает на доске получившееся стихотворение: «Красноватое. Она насладилась большой мухой…»: «Мы были еще школьниками, Делёз комментировал стихотворение на доске, и мы были поражены его комментарием. В то же время это освобождало от необходимости знать, что хотел сказать автор»[385]. В вопросах сексуальности, которая тогда была табуирована, Делёз проявляет явную смелость. В его курсах постоянно фигурируют Фрейд и психоанализ – редчайший факт для 1955 года. Говоря об отношениях мужчины и женщины, он упоминает о желании «найти сексуального партнера», что очень далеко от сентиментальной идеи великой любви. Что касается гомосексуальности в Древней Греции, то, в отличие от комментариев к Платону в Сорбонне, избегавших этого вопроса, «Делёз в тот момент говорил: „Не надо смущаться. Греческий гомосексуал не имеет ничего общего с тем, о чем вы думаете. В древнегреческом мире это было совершенно нормально. В этом его отличие от мира Пруста, в котором гомосексуальность скрывают“. В те времена никто не решался такое сказать»[386].
377
Жиль Делёз, замечания к квалификационной работе Алена Роже от 26 октября 1954 года, сообщены Аленом Роже.
379
Alain Roger, «Gilles Deleuze et l’amitié», dans Yannick Beaubatie (sous la dir.),