В 1956 году в личной жизни Делёза наступает поворотный момент. Через Мишеля Турнье он знакомится с галеристом Карлом Флинкером, а через него – с некой Фанни Гранжуан, работающей у модельера Пьера Бальмена. В августе 1956 года она становится его женой. Венчание проходило в базилике в Сен-Леонар-де-Нобла, где находится фамильное имение его молодой супруги: он полюбит работать здесь, в самом центре Лимузена, в родном городе Пулидора. Делёз написал записку своему научному руководителю Морису де Гандийяку: «Это был чудесный праздник. Брак – прекрасное состояние, пришло время и мне об этом узнать. Под строгим взглядом Фанни Бальмен пошел вразнос. Мадам Алкье поддерживала нас в этом испытании самым замечательным образом»[387].
Пожив некоторое время в Шампинье в довольно мрачной муниципальной квартире, Делёз с женой селятся в 15-м округе Парижа, на улице Морийон, где много лавок старьевщиков, возле бойни – в маленькой квартирке, обставленной семьей Гранжуан. В 1956 году Делёз часто навещает своего научного руководителя Мориса де Гандийяка и не ограничивается разговорами на философские темы. Он – предмет обожания двух дочерей Гандийяка, которым он рассказывает о странных приключениях некого месье «Кретина», который, по его словам, был его соседом в отеле на набережной Анжу. Юмор уже тогда был одной из отличительных черт Делёза, скорее всего, способом скрывать свои физические и психические страдания.
Глава 6
Искусство портрета
Делёз не раз объяснял свой способ работы и свой путь. Он начал собственную философскую работу с монографий о других авторах. Его творчество принято разделять на два периода: период классических публикаций об авторах, образующих традицию – Юме, Бергсоне, Ницше, Спинозе, – и его самостоятельное творчество, более позднее. Делёз сам предложил такую интерпретацию в «Алфавите», когда сравнил акт философствования с живописью. Как и Ван Гог, начинавший с портретов, чтобы затем взяться за пейзажи, философ должен сначала поставить перед собой задачу вернуть уникальность мыслителям, которые ему предшествовали, чтобы, насытившись и вооружившись мыслью других, погрузиться в личное творчество. Прежде чем стать таким колористом, как Ван Гог или Гоген, философ должен пройти через «бурый цвет, неброские цвета земли»[388]. И дальше Делёз говорит, предостерегая тех, кто хотел бы обойтись без предварительной стадии: «Требуется именно такая работа по истории философии, эта медлительная скромность. Нужно долго писать портреты» [389].
Между тем схема с мирным переходом от первого этапа ко второму оспаривалась самим Делёзом, когда в 1973 он не скупился на грубые слова в адрес истории философии: «Я принадлежу к поколению, к одному из последних поколений, которое в той или иной мере было убито историей философии. […] Многие с этим так и не справились»[390].
Как решить этот парадокс, тем более что его слова, одни – сказанные в 1973 году, другие – в 1988 году, и в том и другом случае сказаны после того, как он освободился от истории философии? Можно считать, что, чтобы разрешить это противоречие, Делёз пошел в услужение к истории философии, но при этом заложил настоящие мины под пьедестал каждого из властителей дум:
Я избавился от комплекса, как я полагаю, тем, что истолковал историю философии как своего рода содомию (enculage) или, что то же самое, непорочное зачатие. Я воображал, что подкрадываюсь к какому-то автору сзади и что зачинаю с ним ребенка, который и его ребенок, и вместе с тем монстр[391].
387
Жиль Делёз, письмо Морису де Гандийяку, цит. по: Maurice De Gandillac,