— Ты пахнешь сексом. Тебе плохо?
— Мне хорошо. Я все еще чувствую за собой какую-то вину, но мне хорошо.
— Я хочу, чтобы ты отпустила собственные волосы. Пусть они почернеют.
— Уже начала.
Они лежат друг подле друга, Лессер на спине, Айрин на боку, прижавшись лицом к его лицу. Он смотрит на снег, который, шурша, налетает на окна, и думает о Билле Спире, как тот в одиночестве сидит и пишет за его кухонным столом. Снег белой дымкой кружит над его головой.
Это свободная страна.
■
Слушайте, Лессер, я просто записал эту песню:
Вот сосиска с горчицей на ней, Я буду есть мое мясо. Вот гамбургер с луком на нем, Я буду есть мое мясо. Вот ребрышко с соусом барбекю, Я буду есть мое мясо. Вот голенькую я тебя затащил в постель, Ты будешь есть мое мясо.О ком это, Вилли?
Билл, Лессер, зовите меня Билл.
Билл... Извините.
Это обо мне и моей девчонке Сэл. Как вам это теперь понравится, господа?
*
Тучи клубятся над островом, Гром раскалывает их, как орехи, Молния кошкой бежит, Льет дождь, Летит ветер, Пальмы клонятся книзу, Волны бьются о берег, Утром на пляж лягут мертвые чайки, Дохлая рыба заплещется в море, Шторм будит Лессера, Он не хочет вставать, Свет не зажигает, хоть не видно ни зги, Свет зажигает, Не видно ни зги, Сбегает по темной лестнице, Жжет Люциферовы спички, Меняет пробки в подвале, Когда лампы зажигаются, Этот незнакомый хмырь лежит на цементном полу, Одна нога отпилена по колено, Он лежит перед пышущей жаром тонкой, Брючины его окровавлены, На полу теплая лужа крови, Лессер пронзительно вскрикивает, Отпиленной ноги нигде не видно, Он взбегает наверх рассказать Вилли, Что он увидел, Тот грызет эту белую кость, Что вы едите, мистер Кость? Не засерайте мне мозги, Лессер, Я знаю ваш настоящий голос, Что вы едите, Билл? Цыплячью грудку, Белое мясо, Чист перед Богом? Кость слишком большая? Это свиная ножка, мой милый, Кошерное мясо, хочешь куснуть?Айрин стонет. Лессер пробуждается от нездорового сна и зажигает лампу у постели.
*
Однажды ночью, лежа с ней в постели под картиной, изображающей черного Иисуса, Лессер спросил, когда они скажут Биллу.
— Что именно?
— Ты знаешь что. Либо ты скажешь ему, либо я, либо мы скажем вместе.
— Не повременить ли с этим немного? — спросила Айрин.
Ее голова покоилась на подушке в массе темнеющих волос. Она выглядела очень красивой, и Лессера встревожило, что его вопрос насторожил ее, ибо ее глаза омрачились.
— А может, пусть лучше умрет само собой?
— Меня это тяготит.
— Я бы предпочла, чтобы Вилли первый сказал, — когда он скажет мне, тогда все и кончится. Но если ты считаешь, что надо сказать ему, я бы хотела сделать это сама.
— Чем скорее, тем лучше, не то он постучится в пятницу к тебе в дверь.
— Это тебя очень волнует?
— А тебя бы не волновало, если б он собрался залезть к тебе в постель? Ты ведь больше не его сучка?
— Ну тебя на х..., не смей употреблять это слово. Это его слово, не твое.
— Чье бы слово это ни было, — сказал Лессер, — я не собираюсь делить тебя ни с ним. ни с кем-либо другим. Ты моя или нет?
— Я твоя, хотя иногда буду Виллина.
— Не собираешься же ты и дальше спать с ним и в то же время со мной?
— В данный момент я озабочена не сексом, - сказала Айрин.
— Чем же?
— Вилли был у меня вчера.
— Правда?
— Чтобы принять душ. Он принял душ, сменил нижнее белье и был таков. Я ушла прежде, чем он вышел из ванной. Вот и весь наш секс. Чую, он хочет бросить меня, но мне кажется, если бы он ненадолго перестал писать, возможно, он снова захотел бы быть со мной. Это, конечно, не значит, что я так легко вернусь к нему. У меня другие планы.
— Те же. что у меня?
— Ты понимаешь, что я хочу сказать.
Она потянулась за гребнем, села и стала расчесывать свои длинные волосы.
— Тебе придется верить мне, Гарри.
— Я верю тебе.
— Секс — это не самое главное.
— А что же?
— Самое главное — это что случится с Вилли, когда он уйдет от меня. У него нет ни гроша. Как он будет жить и писать? Вот что меня беспокоит. Вилли делает все, чтобы стать настоящим писателем. И тюрьма, и вся его жизнь, и то, над чем он сейчас работает, его рассказы, его роман трогают меня до глубины души. Он должен продолжать писать.
— Он будет писать.
— Вот поэтому я и беспокоюсь. Верно, он не платит квартирной платы за проживание в вашем жутком доме, но у него очень скудные средства к существованию — крохотная субсидия по Проекту развития негритянской литературы, он получил ее в Гарлеме, и это дает ему возможность хоть как-то существовать. Мы с ним договорились, что я буду помогать ему, пока он не получит какой-нибудь аванс наличными под свою книгу, и все свелось к тому, что я поддерживаю его с тех пор, как он поселился у меня. Мне бы не хотелось, чтобы он вернулся в меблирашку, к торговле наркотиками или к чему-нибудь еще в том же роде.
— Это прошлое, — сказал Лессер. — Сейчас ты имеешь дело с уже сложившимся писателем.
— А если ему придется искать работу, разве у него будет время писать? Он пишет медленно, ему нужно много свободного времени. А теперь, после вашего знакомства, пишет еще медленнее.
— Я не делаю за него выбора.
Он сказал, что работал неполный рабочий день на фабрике, когда писал свой первый роман.
— И все-таки я находил время, чтобы писать.
— На фабрике ему скорее всего будут платить половину того, что платили тебе, а работы требовать вдвое больше.
— Я работал так, что всю жопу себе стер.
— А Вилли послал бы их в жопу.
— Не послал бы, если дорожит писательством.
— Я знаю, что мы не такие, — продолжала Айрин, — но у меня ужасное ощущение, будто мы, двое белых, даем негру пинка в зад.
— У меня такого ощущения нет, — сказал Гарри. — Два человека — ты и Вилли — решили порвать любовную связь — вот и все. Если ты не предаешь его как человека, ты не предаешь в нем негра. Забудь про то, что мы белые.
Айрин утвердительно кивнула. — Я понимаю, это мой пунктик, но ему так часто делали больно только потому, что он негр. Ты же прочел его рукопись. Я не могу оставаться в стороне. Вот одна из причин, почему я боюсь сказать ему о том, что между нами произошло, хотя понимаю, что он должен знать.
— То есть ты допускаешь, что ему будет больно. Но ты сказала также, что, может быть, и не будет.
— Не знаю наверняка. Вилли такой непредсказуемый.
— Я тоже, — заметил Лессер.
Зазвонил телефон: это был Билл.
Айрин приложила палец к губам. Лежа рядом с ней на месте, где прежде лежал негр, Лессер прислушивался к его голосу в трубке.
— В эту пятницу я не зайду повидаться с тобой, Айрин, — бесцветным голосом сказал Билл. — Я собирался, но меня замучила одна глава, я должен повозиться с ней, чтобы она не мешала верному развитию действия.
— Что значит «верному»?
— Если б я знал!
Айрин сказала, что сочувствует, и в то же время пожала пальцы Лессеру.
А Вилли говорил уже о том, что заглянет к ней через неделю или две. — Уж чего только я тогда не придумаю, чтобы порадовать тебя.
— Не слишком уповай на это, — спокойно сказала она.
После короткой паузы он сказал: — Не думай, что моя нежность к тебе прошла, бэби.
Когда разговор окончился, Айрин, с неспокойными глазами, прошептала: — По-моему, лучше было бы сказать ему, и я хочу сказать ему это сама.
— Чем скорее, тем лучше, или дели может кончиться плохо. Мне бы не хотелось, чтобы это сбило мое рабочее настроение.
— А, к черту твое рабочее настроение, — сказала Айрин.
Казалось, она вот-вот заплачет, но когда минута слабости прошла, она опять преисполнилась нежности и упокоила голову Лессера у себя на груди.