— У нас с тобой случилась, по сути, помолвка, давай отметим, — сказала она. — Сегодня пятница и моя подруга, у которой я живу, с мужем едут к родным, квартира в моем распоряжении, я что-нибудь приготовлю.
— А я принесу чего-нибудь выпить. Хорошо, где и во сколько?
В назначенное время я был на месте. Наташа накрыла стол на кухне, мы пили вино и говорили, собственно, говорила она, а я смотрел на нее, наслаждался ее красотой и практически ничего не слышал. Потом мы танцевали и говорили. Наташа несколько раз за вечер пыталась рассказать мне, какой я хороший, в конце концов вино и танцы сделали свое дело, и я остался у нее ночевать. Это была жаркая ночь, страстная Наташа благодарила меня, как могла, а могла она многое. Утром встал рано, спать не хотелось и не хотелось оставаться. Я оделся, допил вино, написал записку, что приду к загсу в назначенное время и что я должен уйти на пары.
Через неделю нас расписали. У загса, озабоченные каждый своими проблемами, поцеловались братским поцелуем и разошлись. Так прошел месяц, с Наташей мы не виделись, но однажды она нашла меня в институте и, глядя сияющими глазами, огорошила предложением:
— Давай разведемся.
Я недоуменно посмотрел на нее:
— Ну конечно, мы разведемся, как и договаривались.
— Нет, ты не понял, давай сейчас разведемся.
— А что за спешка, время еще есть?
— Понимаешь, меня нашел Дима. Он просил прощения, клялся-божился, что меня любит и просит выйти за него и он решил, что мы уедем, ему предлагают хорошую работу и жилье где-то там на Севере. Я ему рассказала о своих планах вернуться домой, о нашей фиктивной женитьбе. Он огорчился, но потом посоветовался с отцом, а он у него как-никак областной прокурор, и тот обещал, что меня с тобой быстро разведут, а нас с Димкой чуть ли не сразу распишут, у этого прокурора все схвачено. Ты можешь сегодня к двум часам подойти в загс? Я должна сообщить Диме, он ждет на улице.
— Конечно, приду.
— Отлично! Я так рада, — и глядя мне глаза, добавила: — Кажется, я его очень люблю.
Меня позабавило сочетание слов «кажется» и «очень», но я поцеловал Наташу в щеку. Поцеловал в щеку Наташу еще раз, когда мы, уже разведенные, вышли из загса, собственно, вышел я, Наташа просто провожала меня, ей надо было вернуться назад, чтобы узаконить брак с Димой. На крыльце мы попрощались, я ее последний чмокнул в щеку и оба довольные разошлись и больше никогда не встречались.
Закончил институт я хоть и не с красным дипломом, но дипломный проект защитил на «отлично», впрочем, это никого и никогда не интересовало. Распределили меня, как и предполагалось, на мою шахту, Лева постарался. В отделе кадров встретили нормально, оформили горным мастером, как не имеющего практического опыта работы в горной промышленности, студенческая практика и террикон не в счет. К тому времени дядя Гриша стал дважды дедом и с моего настойчивого согласия мои родственники произвели обратный размен, и Женя со своей семьей въехала в двушку, а я остался без жилья, что меня не особенно волновало, а если точнее, не волновало совсем, поэтому по моей просьбе меня временно поселили в семейное общежитие, пока не освободится ведомственная квартира. И началась моя трудовая жизнь.
Работа оказалась не сложной, но ответственной, на шахте, как и в армии, чем ниже твоя должность, тем больше у тебя начальников, так что начальников у меня хватало. Иногда виделись с Левой, он уже работал начальником добычного участка и благодаря Леве — самого передового на шахте.
Ходили разговоры, что замначальника шахты вскоре уйдет на пенсию и на его место вроде бы пророчат вчерашнего молодого специалиста Леву. Собственно, и года не прошло, как все так и произошло. Затем, как водится, произошли передвижки в руководящем составе и меня назначили помощником начальника участка.
Так, без особых событий, прошло несколько лет, потом начальник шахты ушел на заслуженный отдых и на его место, неожиданно для всех, назначили Леву, а через пару месяцев он меня назначил начальником участка. К тому времени я жил в трехкомнатной ведомственной квартире, обставленной казенной мебелью, жил один, семьей не обзавелся, да и не хотел. Пока жива была, ко мне часто приходила мама, несмотря на то что была неизлечимо больна, что-то там по-женски, потом приходить перестала, слегла. Я хоть редко, но навещал ее, она всегда очень радовалась моему приходу. Мама прижимала мою ладонь к своей щеке и грустно смотрела на меня, а в глазах у нее светилась радость за меня и гордость, вот какой он вырос, похоже, единственное, что ее огорчало, это то, что у нее нет и она уже не дождется внуков. Дядя Гриша не отходил от нее ни на шаг, окружил ее любовью и заботой. На все мои попытки помочь отвечал решительным отказом «Я сам!» и все же, расставаясь, я прятал под мамину подушку деньги, мама это видела и сквозь слезы благодарно улыбалась мне. Умерла мама ночью, тихо и, может быть, во сне. Я знал, что это трагическое событие неизбежно, и все равно смерть мамы застала меня врасплох. После похорон, на них меня хватило, но потом несколько дней ходил, как не в себе, пытался пить, но не получалось, много курил и почти ничего не ел. Помог Лева, он часто приходил ко мне, что-то готовил на кухне и говорил, много говорил, часто вспоминал свою мать, рассказывал, как ее любил и как ему было плохо, когда ее не стало. Делал все это естественно, без малейшей экзальтации, и я постепенно пришел в себя. Прошло еще несколько дней, и моя жизнь почти вошла в привычную колею. Я как прежде приводил женщин, они жили у меня, но недолго. Несмотря на их присутствие, я вел свой привычный образ жизни, пил хоть понемногу, но каждый день, иногда ночевал не дома и опять же работа. Если я был дома, телефон трезвонил и днем, и ночью, и на шахту могли вызвать в любое время суток, к тому времени у меня уже была собственная «Волга», но зная мои привычки, всякий раз за мной присылали дежурную машину. Такая жизнь не устраивала женщин, и они уходили, а я так и не смог ни к одной из них привязаться. Со временем я понял, что женщины, даже если не понимали, то чувствовали мое полное безразличие к ним. Я их просто физиологически использовал с их же согласия. Ни для одной из них я не стал жизненной опорой, да и они мне нужны были исключительно для плотских утех, да и то быстро надоедали. Я никого из них не притеснял, не обижал, но и когда они уходили, никого не удерживал и быстро забывал. Правда, один раз я все-таки был женат и прожили мы не в мире и не в согласии год или около того. А случилось это так. У нашей шахты, как и у всех промышленных предприятий, была подшефная школа. Как-то меня вызвал Лева.