— Нет, не только, было еще и каратэ.
— Откуда каратэ?
— С ребятами-самбистами выучила несколько приемов.
— Кто инструктор?
— Я знаю, что каратэ у нас запрещено, никакого инструктора у нас не было, изучали сами, кто-то из парней принес несколько затертых листиков папиросной бумаги с описанием, по ним и занимались.
Вошел начальник колонии в сопровождении дежурного воспитателя с подносом в руках. Увидев меня сидящей в кабинете начальника, разговаривающей на непонятном языке с каким-то мужиком и никак не реагирующей на их приход, воспитательница оторопела. Начальник взял у нее поднос и поставил перед Иваном Ивановичем, повернулся и вышел из кабинета, подталкивая перед собой воспитательницу. Иван Иванович разлил по чашкам чай, взял себе маленький бутерброд, а тарелку пододвинул ко мне со словами: «Ешь, мне и этого достаточно, и давай продолжим разговор».
— Теперь о главном, ты готова послужить Отечеству?
Я непонимающе смотрела на него. Прежде подобный вопрос никогда не стоял передо мной, я даже толком не понимала, как на него можно ответить.
— Хорошо, давай по-другому, тебе дали пять лет, а если черная девушка не выкарабкается, то добавят еще, с учетом твоего малолетства, как минимум столько же, и зная тебя, дай бог, чтобы твой срок ограничился этой десяткой. Но даже если это и так, ты выйдешь на волю совершенно другим человеком, хорошо, если тебя тюрьма не сломает, а таких единицы, к тому времени забудешь и языки, и спорт, и все на свете, а будешь бывшей зэчкой без образования, без специальности, с искалеченной судьбой и без будущего, а так оно и будет.
Иван Иванович задумался, машинально достал пачку сигарет, повертел ее в руках и спрятал в карман.
— Короче, я могу помочь тебе кардинально изменить жизнь, а именно посвятить ее государственной безопасности, все зависит от тебя. Я понимаю, тебе трудно сделать выбор между двумя неизвестностями, но сделать его нужно и прямо сейчас. Ты должна сказать только одно слово, «да» или «нет». Если «да», то, как говорят в Одессе, «будем поговорить», а если «нет», то прямо сейчас расстанемся и ты навсегда забудешь об этой встрече и жизнь твоя потечет в соответствии с приговором.
Иван Иванович встал, подошел к окну и стал рассматривать двор.
— Если я соглашусь, то потом, узнав эту жизнь поближе, могу ли я изменить свое решение?
— А ты подумай.
— Подумала. Вопрос был глупый.
— Молодец! Ну так что?
— Я согласна.
— Вот и чудненько! Не скрывая удовлетворения, Иван Иванович подошел к двери и громко позвал начальника.
Меня отвели назад в карцер, а через час перевели в другую комнатку с кроватью, умывальником и маленьким окошком под самым потолком, но все же с запертой на замок дверью.
— Благодарю тебя, Петрович, материал хороший, будем работать.
— Заберешь в Москву?
— Не торопись, всему свое время, а пока мои люди поработают здесь с ней и с этой черной красавицей, как там ее, Кочегар, что ли? — самодовольно улыбаясь спросил Иван Иванович.
— Катька Черновик, — поправил его начальник колонии.
— Да знаю я, это была, как ты говоришь, шутка юмора. Ты вот что, обеспечь этой Мурке сносное существование и окажи полное содействие моим людям. А теперь, я по глазам вижу, ты хочешь под это дело что-то попросить для себя и я, пожалуй, знаю, что, но лучше, если ты скажешь сам.
— Вань, у меня одна просьба: вытащи меня отсюда. Четыре года, уже пятый пошел! Думаю, я искупил свой грех в этой дыре, забери меня.
Иван Иванович улыбнулся.
— Я уже об этом подумал. Через полгода освобождается место начальника отдела в управлении, должность генеральская, я предложу твою кандидатуру, думаю командир не будет возражать, я уже этот вопрос прокачал, а сейчас все зависит только от тебя.
Да, о моем визите и дальнейшей работе с материалом никто не должен знать. Понял?
— Обижаешь, все будет в полном поряде, даже не сомневайся.
— Ну и лады. Я бы сейчас выпил немножко хорошего коньячку, как ты считаешь?
— У меня есть бутылочка армянского юбилейного, я думаю, самое то!
Петрович достал из сейфа коньяк, лимон и плитку шоколада.
— Я все думаю о твоей подопечной, она уникальная, — задумчиво произнес Иван Иванович.
— В семнадцать лет — два языка и два убийства?
— Ну, насчет двух убийств ты поторопился, а впрочем, мысль неплохая, но я не об этом, понимаешь, она владеет собой.
— Я тоже владею собой, да и ты, что тут уникального?
— Видишь ли, я сказал, что она владеет собой, но это не совсем то, что ты думаешь, я не могу сформулировать эту ее особенность, таких слов нет. Если по аналогии, то она как робот, владеет собой без эмоций, руководствуясь только своими инстинктами, и у нее нет нравственных комплексов оценки происшедшего, совершенного ею и при этом она человек. Не знаю, смог я объяснить или нет, но таких людей очень мало, я до нее знал всего одного. Думаю, я не ошибаюсь на ее счет, посмотрю, что скажут психологи. В сегодняшней беседе она держалась великолепно и только в конце допустила один маленький прокол, — и после небольшой паузы добавил, — и, я начинаю думать, она это сделала специально.