Наверное, это естественно, я стала увлекаться Асадом всерьез, он мне все больше и больше нравился и как мужчина, и как человек. Я с нетерпением ждала наши встречи и с сожалением выпроваживала Асада, якобы потому, что было уже поздно и так нужно было. Конечно, эти изменения во мне были замечены центром, и я срочно была отправлена на практику в другой город.
С Асадом мы не виделись две недели, все это время со мной работали психологи, психотерапевты и довольно быстро привели в норму.
Асад «откуда-то» узнал время моего возвращения и встретил на перроне с неизменными розами, а у вокзала нас ждал автомобиль афганского посольства, что вызвало мое недовольство и возмущение. Я в очередной раз высказала ему, что за связь с иностранцем, и несмотря на то, что он из дружественного Афганистана, меня просто отчислят из института, а у моего отца возникнут большие неприятности, в любом случае ему будет трудно защитить меня. Аргумент насчет отца подействовал на Асада, он пообещал следить за собой и держал свое слово до самого отъезда.
Потом, весной, была настоящая практика, меня отправили в Афганистан в наше посольство в Кабуле.
Узнав об этом, Асад очень обрадовался и решил поехать со мной. Запретить я ему не могла.
Поначалу все складывалось как надо, но в последний момент что-то у него не получилось, и я уехала сама. Асад снабдил меня письмами к своим родственникам и друзьям, чтобы они оказали мне всяческое внимание. Наши службы поработали с письмами и со мной, в результате я ехала хорошо подготовленной. Я была осведомлена о всех адресатах, их привычках, интересах, привязанностях, поэтому, познакомившись со мной, они были в восторге и окружили меня вниманием и радушием. Так получилось, некоторые из них по нескольку раз приглашали меня в гости, особенно те, кто был интересен центру, который по дипломатическим каналам оперативно руководил моим внедрением в высшие круги кабульского общества. В результате, когда закончилась моя «практика», провожать меня в аэропорт пришла толпа моих новых знакомых. Но это потом. Неожиданно я была приглашена на день рождения матери Асада. Было много гостей.
Официальное застолье с тостами и речами было закончено, гости разбрелись группами по комнатам дома. Я переходила от одной группы к другой, мне было интересно наблюдать за гостями, слушать их не во всем понятную речь. В одной из комнат собрались молодые люди, один парень в европейском костюме и в национальном головном уборе читал короткие стихи, на малопонятном для меня языке, это, конечно же, был дари, но, как потом выяснилось, его старинный диалект. Для меня слова стихов звучали, как завораживающая музыка, перед внутренним взором возникали разные видения, я ощущала, как музыка входит в меня и что-то во мне меняет здесь и сейчас. Я невольно закрыла глаза и казалось, музыка в такт стихов, слегка раскачивая поднимает меня в небесную высь. И вот я лечу, как птица, мне очень хорошо и приятно… Внезапно рядом кто-то по-русски тихо спросил:
— Тебе нравится?
От неожиданности я резко повернула голову, на меня с доброй улыбкой смотрела красивая афганская девушка.
— Вы говорите по-русски? — Спросила я у нее.
— Нет, всего несколько слов, — и, перейдя на пушту, добавила: — Я тебя знаю, мне очень нравится ваш язык, я пробовала его учить, но это очень трудно, да к тому же не с кем практиковаться. Меня зовут Гулиноз, коротко Гули, я двоюродная сестра Асада, студентка Гарвардского университета и, как ни странно, изучаю там азиатское искусство и, в частности, афганскую поэзию. Вот тот молодой человек по имени Сабри Джандад читает «Месневи» Руми, это двустишия их в этом произведении пять тысяч и все их Сабри знает на память, он и сам пишет, но не любит читать. А ты любишь поэзию?