Мы пили чай, Мждах не сводила с меня добрых глаз, она ни о чем не расспрашивала меня, но я чувствовала ее по-матерински доброе расположение и мне невольно хотелось притронуться к ее руке, или прижаться к ней. После чая Фазия ушла по своим делам, Абдул убежал, а мы с Гули ушли в ее комнату и там сидели до позднего вечера. К посольству меня отвезли на автомобиле. На следующий вечер у проходной меня опять ждала вчерашняя компания, но когда я вышла к ним, они меня не узнали. На мне было темное платье ниже колен с длинными рукавами, а на голове — никаб2. Я подошла к оживленно беседующим молодым людям и остановилась. Разговор прекратился и все, недоуменно смотрели на меня. «Салам!» — с легким поклоном проговорила я. «Салам!» — нестройным хором ответили молодые люди. Повисла пауза, которую прервал веселый смех Гули. Обняв меня, она весело обратилась к своим спутникам.
— Это же Соня, я ее тоже не сразу узнала, — сказала она и, повернувшись ко мне, спросила: — Ты почему так оделась? А-а! Поняла, так будет спокойнее для нас. Спасибо тебе, ты очень хороший человек. Сегодня мы не будем гулять, а сразу пойдем ко мне, нас ждет мама, она специально для тебя приготовила симьян, это с чаем так вкусно, пальчики оближешь. Пойдем быстрее.
Мы шли по улице и благодаря моему хиджабу на нас никто не обращал особого внимания. Носить его с непривычки было неудобно, но он был прекрасной защитой от посторонних глаз.
С этого дня я ходила по Кабулу свободно, не опасаясь эксцессов, но на мне всегда был надет никаб. Почти все вечера мы проводили с Гули, гуляли по городу, для этих прогулок Гули тоже надевала хиджаб, но это была абайя3 и прохожие нас воспринимали, как двух дохтар4. Мы с Гули договорились на улице разговаривать на пушту или дари, а у нее дома — только на русском, и уже через некоторое время я понимала афганскую речь, и сама могла говорить на простые темы. Дома у Гули я дважды встречалась с Хафизуллой. Меня познакомила с ним Мждах, первая встреча была мимолетной, во второй раз — он весь вечер был дома, усадил меня рядом с собой на диван и долго беседовал, интересовался, кто я, кто мои родители, чем занимаюсь. Немного рассказал о себе, о детях, но больше всего говорил об Асаде, которого он считал своим старшим сыном и доверял ему во всем. Похоже, я ему понравилась, когда мы сели за стол пить чай, Амин посадил меня рядом и ухаживал за мной. Мне, выросшей без отца, очень нравился этот большой, спокойный и надежный человек, его отеческое влияние распространялось на всех присутствующих, в том числе и на меня.
С Асадом мы встречались редко, свидания были непродолжительными и происходили чаще всего в доме его друга, который выехал с семьей на неопределенный срок в Америку и оставил дом Асаду.
Как предсказал Иван Иванович, президент Амин назначил Асада руководителем службы безопасности. Работа полностью поглотила Асада, свободного времени у него, практически, не было.
Политическая обстановка в стране стремительно ухудшалась, непрекращающийся террор распространялся не только на исламистов, но и против коммунистов из НДПА5 репрессии также коснулись армии, что вызвало массовое дезертирство. Позиционируя себя, на словах, как последователя социализма, верного сторонника Советского Союза, на самом деле Амин вел свою политику, все чаще идущую вразрез с коммунистическими идеями и все чаще игнорирующую мнение Москвы. Советское руководство опасалось, что деятельность Амина в конце концов приведет к неизбежному падению режима и приходу к власти враждебных СССР сил. В итоге было принято решение о свержении Амина и замене его более лояльным к СССР лидером. Во избежание последующего ухода Амина в оппозицию, решено было устранить его физически, отравить и представить это, как результат операции руководимых ЦРУ моджахедов. Исполнение этой операции было поручено Марине, она же Соня Ганева.
В Кабул прибыл курьер центра Мусса с двумя капсулами. В одной, очень маленькой, был быстро действующий и быстро разлагающийся смертельный яд с кодовым названием «Первачок», а во второй, большей — его антидот, нейтрализующие свойства которого сохранялись несколько часов после вскрытия ампулы. Предполагалось, что, когда яд начнет действовать, во дворце поднимется паника, советские подразделения, находящиеся в боевой готовности в Баграме, быстро войдут в резиденцию Амина, якобы с целью охраны порядка, если будет необходимо, с применением оружия. Итогом этой многоходовой операции являлся государственный переворот, который должен совершиться сразу после смерти Амина