С этого момента процесс реабилитации разворачивался ускоренными темпами и спустя некоторое время врачи признали меня вполне здоровой, годной для прохождения дальнейшей службы, и я с радостью, как к себе домой, вернулась в центр. Встретил меня Иван Иванович. Он поздравил с выздоровлением и успешным для меня выполнением задания, с внеочередным званием и главное — с возвращением в строй. Я с благодарной улыбкой посмотрела на Ивана Ивановича. За годы, проведенные в центре, я привязалась к этому человек и он стал для меня почти родным. Иван Иванович приобнял меня и, глядя в глаза, тихо сказал:
— Ты сделала все, что могла. Выполнила задание и даже смерть не смогла остановить тебя, это дорогого стоит. Через месяц с небольшим мне вручили правительственную награду.
Как потом я узнала из служебной записки, наша операция не дала ожидаемого эффекта. После того, как я потеряла сознание за столом, буквально через несколько секунд за мной последовали Асад и президент, а далее произошло непредвиденное. По плану после отравления Амина во дворце должна была начаться паника, стрельба, взрывы гранат и в это время дворец должны были оккупировать находящиеся неподалеку в состоянии боевой готовности советские войска. К тому времени Амин должен был умереть, и как следствие, кресло президента должен был занять его преемник Бабрак Кармаль. На деле паника действительно началась, но вскоре утихла, потому что Хафизулла Амин неожиданно пришел в себя, почему-то Первачок на него не подействовал. Казалось, что операция по смене президента на грани провала и тут был введен в действие «План Б». Наши диверсанты взорвали два центральных колодца с коммуникациями связи. Телефонная связь в Кабуле была парализована, это и послужило сигналом к началу штурма нашими войсками дворца — хорошо укрепленной крепости Тадж-Бек. Захват осуществлялся спецгруппами КГБ «Гром» и «Зенит». Солдаты были одеты в афганскую военную форму и проводили операцию очень жестко, передвигались по дворцу, расчищая путь гранатами и автоматными очередями, при этом громко выкрикивали афганские ругательства. Хорошо подобранная и обученная охрана президента оказывала ожесточенное сопротивление. Амину доложили, что захват осуществляют не какие-то моджахеды, а советские военные, но он не поверил. По его приказу связались с советским посольством и Амин, доложив о случившемся, попросил помощи.
Вскоре ко дворцу подъехало три советских БТР, под шквальным огнем охраны группа диверсантов под командованием Муссы прорвалась во дворец, нашла лежащих на полу без сознания Марину и Асада и вынесла их из дворца. Марину на руках нес лично Мусса, бережно уложил ее в БТР, бойцы принесли Асада и погрузились в машины. БТРы, лихорадочно отстреливаясь, покинули территорию дворца. Это и была вся «помощь».
Потом я узнала, в перестрелке была ранена Фазия, а что произошло с Мждах и Гули осталось неизвестным, их не нашли ни среди мертвых, ни среди живых. Амин с сыном на руках пытался прорваться через проходную комнату, в которой находился бар, но был в упор расстрелян советским военным, на руках он держал сына Абдуллу. Позже, по показаниям участников операции, Амин и Абдула были убиты несколькими автоматными очередями и какое-то время их тела лежали на полу комнаты, потом тела куда-то исчезли и впоследствии так и не нашли.
Что было потом мне рассказал Иван Иванович, сидя за столом в своем рабочем кабинете. Меня и Асада на самолете срочно отправили в Москву. Всю дорогу Мусса ни на шаг не отходил от меня и сопровождал, что называется, до дверей госпиталя.
В отличие от меня, Асад быстро встал на ноги, и так как в его крови было обнаружено неизвестное вещество, которое по заключению экспертов могло быть антидотом неизвестного яда, ему было предъявлено обвинение в попытке убийства Амина за что и посадили в Лефортовскую тюрьму, позже по просьбе нового правительства Афганистана он был депортирован на родину, там признан организатором покушения на президента страны, а значит врагом афганского народа. Приговорен и расстрелян.
Приняв во внимание наши с Асадом отношения, меня признали виновной в покушении на Амина и тоже приговорили к смерти, но к этому моменту по документам я уже была мертва. Нужно признаться не все из сказанного было для меня новостью, что-то я уже знала, о чем-то догадывалась. Иван Иванович молча перекладывал на столе документы, а потом сложил их стопкой и, глядя мне в глаза, сказал:
— А теперь о главном и сверхсекретном. Все, что произошло с Амином, в той или иной мере известно всем заинтересованным контрразведкам мира, все понимают, что покушение организовано советской разведкой, но ни у кого нет документов, подтверждающих это предположение, нет и не будет, потому что документов не было вообще. Все, что было нужно, обговаривалось устно, все распоряжения передавались тоже устно, так что предъявить Советскому Союзу практически нечего, нет ни документов, ни тел убитых, чтобы использовать извлеченные пули, как хотя очень слабое и косвенное доказательство, остается только одно, а точнее одна — это ты.