И вот предвестник финала — зелёный луч на короткий миг осветил все вокруг и исчез, солнце окончательно скатилось за горизонт, небо стало привычным грязно-серым, фантасмагория закончилась и наступил будничный вечер.
Давид мелкими глотками пил вино, в промежутках молча курил, пальцы его рук мелко дрожали. Я тоже молчал, сидел с закрытыми глазами, стараясь удержать в памяти увиденное и оно не спешило уходить из сознания. В теле чувствовалась приятная легкая усталость. Давид допил вино, спрятал в сумку пустую бутылку, негромко произнес:
— Похоже, это было не для меня.
— Почему? — Удивленно спросил я.
— Сегодня все менялось так быстро, что, я практически не успел сделать ни одного путного мазка.
Оба замолчали. Сумка уже была собрана, но Давид не спешил трогаться в обратный путь.
— Я когда вижу эту фантасмагорию, впадаю в трудно передаваемое состояние, мне хочется запечатлеть это небо, эти цвета на холсте, разумом я понимаю, что невозможно и не стоит пытаться, а все равно пишу, и, что интересно, краски слушаются меня, почти сразу я нахожу нужные и как надо смешиваю их.
Дод сделал глубокую затяжку и выдыхая папиросный дым мечтательно продолжил:
— Я бы назвал состояние вдохновенным, если бы знал, что это такое вдохновение.
Дод погасил папиросу и обращаясь ко мне, спросил:
— Ладно, я пишу картину, а с тобой что происходит?
Я немного смутился и после паузы сказал:
— Я в это время сочиняю стихи, нет, это неверно, я не сочиняю, они во мне рождаются, точнее, они приходят ко мне, я их слышу, они прекрасны, они живут во мне, я их повторяю, наслаждаюсь, а потом постепенно куда-то уходят и к следующему вечеру я их почти не помню, но я уверен, что эти стихи не приходят просто так, нет, они что-то во мне меняют и каждый раз я немножко, но всё-таки становлюсь другим, немножко лучшим что ли, а как это происходит, не могу объяснить, мне слов не хватает.
— Сегодня тоже были стихи?
— Да!
— Ты можешь прочесть?
— Не знаю, сейчас попробую.
Я начал читать. Дод медленно встал и молча стоял с закрытыми глазами все то время, пока я читал, мне даже показалось, что он перестал дышать.
Неожиданно для себя я замолчал. Оказалось, что дальше читать нечего, а то, что только прочел, исчезло. Я ничего не помнил. По телу прокатилась волной мелкая дрожь, во рту пересохло, закружилась голова, и чтобы не упасть я оперся руками о землю. Дод с тревогой смотрел на меня.
— Тебе плохо? Я могу тебе помочь?
— Нет, уже само проходит, только тошнит. — Тихо проговорил я и без сил сел на землю. Холодный пот заливал мои глаза.
— С тобой такое часто бывает? — Спросил встревоженный Дод.
— Нет такое впервые, но ты не волнуйся, я откуда-то знаю, что сейчас все пройдет.
Дод молча внимательно смотрел на меня и, докурив очередную папиросу, спросил:
— Ты кому-то кроме меня такие произведения читал?
— Нет, ты первый.
— Я думаю, что эти стихи адресованы только тебе одному, зачем я не знаю, но думаю, что ты впредь вообще не должен их никому читать.
Дод опять закурил. Я обессиленный сидел, прижавшись спиной к теплой поверхности старого террикона. Самочувствие быстро улучшалось. Я встал на ноги и стоял слегка покачиваясь.
— Саша, а ты сам стихи пишешь? — спросил Дод.
— Нет! — растерявшись от неожиданности, ответил я, а затем уточнил: — Иногда сочиняю, но не записываю, даже вслух не произношу.
— Это все равно, прочти что-нибудь.
— Нет, не сегодня, потом, — и извиняясь за резкость, я добавил, — еще немного кружится голова и на ум ничего не приходит.
— Ну ладно, потом, значит потом. Пора спускаться, так можно и на автобус опоздать.
На темном небе появились первые звезды.
— Сочиняю ли я стихи, почему ты об этом спросил? После непродолжительного молчания поинтересовался я.
— Хочу понять, почему ты. Что в тебе такого, почему на тебя пал выбор?
— Что за выбор?
— Я сам толком не понимаю, но чувствую, а чувство — это же не ум, его не обманешь. Ладно, пусть жизнь все расставит по местам и как пела Анна Герман: «Надо только выучиться ждать!». Выучиться ждать — банальная, но, по сути, очень важная мысль, мало кто умеет по-настоящему ждать, особенно в наше время, когда: «Подавайте сейчас и все сразу». Нет, врешь, так ничего стоящего не получится. Учись, Сашок, ждать, научишься и жизнь тебе воздаст сполна, — заплетающимся языком окончил Давид свою сентенцию.