— Мне не семнадцать, а шестнадцатый, и я нигде не работал.
Ольга внимательно посмотрела мне в глаза и негромко произнесла:
— Запомни, тебе семнадцать, а впрочем, ты можешь завтра не приходить, если окажется не по силам. Ну ладно, поживем увидим, а сегодня поработаешь с Валентином. Валек, иди сюда!
К нам подошел еще молодой, но уже изрядно потасканного вида мужчина.
— Чего звала?
— Вот тебе напарник, зовут Саша. — Ольга кивком головы указала на меня.
Валек окинул меня недовольным взглядом.
— А на хера он мне!?
— Не на хера, а бери его и идите работать, — властно проговорила Ольга, — вечером расскажешь, как он.
Валек недобро посмотрел на меня тяжелым взглядом.
— Ладно, хер с тобою, — недовольно проворчал он и, обращаясь ко мне, спросил:
— Тебе-то хоть шестнадцать есть?
— Мне семнадцать, и я еще нигде, ни с кем не работал, и тебе я еще ничего не сделал плохого. — раздраженно ответил я.
— Ладно, не кипятись. Идем работать, по дороге расскажу, что к чему.
Вот так и началась моя трудовая деятельность.
Когда совсем стемнело и работать было невозможно, мы спустились вниз. Тут уж Валек оторвался на меня и было за что. Случилось так, что я чуть-чуть замешкался, а уже начали качать породу и я мог попасть под летящий прямо на меня здоровенный камень, тем более что я его не видел.
Спас меня Валек, он в последний момент дернул меня за руку так, что я пролетел пару метров, а порода пронеслась мимо под аккомпанемент отборного мата Валька. Я понимал, что я ему обязан жизнью, но тем не менее слушать его матерные нотации было неприятно. Повторить все, что он сказал в мой адрес, я не смог бы хотя бы потому, что значения отдельных слов я не понимал, а некоторые из них слышал впервые. Успокоившись, закончил свою пламенную речь он словами:
— В следующий раз я тебя сам прибью, хуй мамин!
Смеялись все, кто слышал, кроме меня, конечно, но абсолютно бессмысленное словосочетание «хуй мамин» обрело смысл — оно стало моей кличкой и уже через несколько дней даже те, кто знал забыли, что меня зовут Саша, только Хуй Мамин, или Мамин Хуй, что для меня не имело разницы.
Домой мы в тот вечер шли с Левой вдвоем.
— Ну как первый рабочий? — спросил он.
— Еще не понял, все мышцы гудят. Хочется быстрее добраться домой и залечь беспробудным часов на двенадцать сном.
— А как же уроки? Завтра контрольная по математике, нужно подготовиться.
— Да какие там уроки, только спать! Нет, еще поесть! Иду и думаю, с чего начать.
— Ладно, дело твое. Ну че там на терриконе? Завтра пойдешь, или перерыв?
— Если смогу ходить, приду. На терриконе все нормально, но тяжело и, как оказалось, опасно.
Я в нескольких словах описал, как Валек меня спас и наградил странной кличкой. Лева рассмеялся.
— Ты, главное, не обижайся, я по себе знаю, кличка — это надолго, бывает даже на всю жизнь, поэтому хочешь или нет, но с ней надо ужиться, вот, например, меня зову Жиденок, мой папа русский, значит, по документам и я русский, но это с одной стороны, с другой стороны, мама моя по национальности еврейка и по еврейской традиции национальность ребенка определяется национальностью матери, значит получается я еврей. И вот вопрос, кто же я по национальности? Думаю, я русский еврей или еврейский русский.
Мы оба рассмеялись.
— Вот у нас в классе кого только нет, и русские, и украинцы, и татары, и греки, и наверняка я не всех перечислил, потому что не знаю, для меня национальность не имеет никакого значения, главное — какой человек, а не национальность…
Я махнул рукой.
— Не скажи! — после небольшой паузы заметил Лева и надолго замолчал.
— Галя! Та ты шо, оглохла? Я кричу во все горло, а она не слышит, идет себе, как шла, еле догнала.
Галя повернулась на голос, это была соседка тетя Лена.
— А твой новый хахаль у нас.
— Где у нас? — растерянно спросила Галя.
— Где-где, у нас в больнице. Вчера вечером без сознания окровавленного привезла скорая. Думали с проломленной головой, но потом выяснили, что просто сотрясение. Та шо ты так побледнела? Та с ним все в порядке, Анатолий Моисеевич сказал, что через пару дней его выпишет.
Галя резко повернулась, молча прошла мимо тети Лены и быстрым шагом направилась в сторону больницы.
Степан лежал на кровати с перевязанной головой и с закрытыми глазами, кажется, спал. Галя тихо подошла к нему, села на стоявший рядом с кроватью стул. Степан ровно дышал. Нежность и жалость охватили Галю, и она легонько прикоснулась к Степиной руке. Неожиданно Степан открыл глаза. Галя попыталась убрать руку, но не тут-то было он быстро накрыл ее другой рукой.