— Помогу, можно даже сегодня после школы, все равно из-за погоды на терриконе работать нельзя, так что давай походим по магазинам, что-нибудь найдем. Несмотря на то, что у нас в поселке был только один универмаг и еще промтоварный магазин, подарки мы выбирали долго не потому, что был большой выбор, а потому что Лева отвергал все мои предложения, мотивируя бесполезностью или дороговизной, так что мне пришлось больше внимания уделять не товарам, а реакции на них Левы. Так, в отделе верхней одежды Леву заинтересовали зимние куртки, он взял одну из них в руки, долго вертел, выворачивал наизнанку рукава и капюшон, затем посмотрев на ценник, аккуратно повесил ее на место и повел меня в другой отдел.
— В чем дело? Размер не подходит или цвет?
— Размер тот, что надо, и цвет как девочки любят.
— Ну и почему мы их не берем?
— А ты ценник видел? Две куртки — моя месячная зарплата.
— При чем тут твоя зарплата? Это мой подарок, мне и решать.
— Решать тебе, а принимать подарки мне, а это для нас очень дорогие вещи и мы не можем себе это позволить.
— Это ваше дело, я эти деньги сам заработал и хочу потратить их на куртки. Я искренне не понимал Левиных доводов и от этого раздражался.
— Ну что тут непонятного? Сегодня ты подаришь нам, а завтра мы должны тебе сделать подарок и при этом за соизмеримые деньги, а это я не в состоянии сделать.
От такой логики я просто опешил, а затем принялся убеждать Леву в его неправоте, что совсем необязательно измерять подарки деньгами, при этом делал упор, что подарки девочкам, а они еще маленькие и не понимают, что сколько стоит. В конце концов под моим напором Лева сдался и подарки-таки были куплены. Две абсолютно одинаковые теплые курточки и два одинаковых забавных плюшевых медвежонка. У меня еще оставались деньги, и я решил принести на день рождения девочкам сладости, а их маме цветы, что впоследствии и сделал. Растроганная тетя Фаина не смогла сдержать слез, а обрадованные девчушки живо обсуждали друг с другом подарки и, похоже, сладости и медвежат они оценили выше курток.
Зима подошла к концу и уже передала власть своей преемнице, но весна не спешила заступить на свою смену. По ночам еще случались заморозки, днем с серого и унылого неба шли дожди, но с каждым днем все чаще появлялось солнце, хоть и ненадолго, но как за тогда менялось все вокруг! В парках сквозь прошлогоднюю листву пробивались ярко-зеленые ростки, пели свои вечные песни вернувшиеся с юга птицы, кое-где на хорошо прогреваемых лужайках стали появляться весенние цветы, серо-коричневые ветви деревьев меняли свой цвет, становились красными с зелеными оттенками. Эти перемены происходили медленно, едва заметно и вдруг резко стало тепло. Солнце светило во всю свою мочь, и не только светило, но еще и грело, от чего природа, отряхнувшись от зимнего сна, окончательно пробудилась. Зазеленели деревья и трава, по ней туда-сюда сновали жучки-паучки, торопились по своим важным делам — заново отстраивали свои жилища. В пруду пели не очень музыкальные песни лягушки. Жизнь вокруг набирала обороты, а моя жизнь, наоборот, протекала однообразно, хоть и нескучно. Дела в школе шли неплохо — я исправно посещал занятия, но учился без особого энтузиазма, выручала память, часто ходил на террикон и там работал с полной отдачей, и от этого нелегкого физического труда, как ни странно, получал удовлетворение, при этом к деньгам оставался равнодушен, у меня к тому времени уже образовались небольшие накопления, тратить их было негде и не на что. Я тогда еще не пил и не курил, а на работу ходил потому, что там была Ольга. Внешне я всегда выглядел старше своих лет, а тут еще взрослые отношения с Ольгой вселяли в меня уверенность, я уже самодовольно чувствовал себя в ее постели опытным мужчиной. В этом плане она меня многому научила, так что стали частыми случаи, когда мне приходилось закрывать ей рот руками, чтобы приглушить сладострастные стоны, а их бывало несколько за вечер. Встречи были частыми, их назначала Ольга, иногда она по разным причинам просила меня не приходить, в такие дни я не ходил на работу, слонялся без дела по парку и сочинял стихи. Одиночество способствовало моей мечтательности, воображение переносило меня в другие времена, в чужие, становившиеся на некоторое время моими, жизни, при этом я почти физически чувствовал себя кем-то другим, я мыслил, как другой человек, как другой человек я совершал разные поступки и чувствовал ответственность за их последствия. Это были удивительные переживания, и они перетекали в мои стихи, которые я по-прежнему редко записывал и никому не давал читать, да и сам никому не читал, разве что маленькой Марине. С этой девчушкой у меня сложились особенные отношения. Каждый мой приход был для нее искренне радостным несмотря на то, что заметно подросла, она все равно взбиралась ко мне на колени и негромко подробно рассказывала про свою жизнь, как прошел день, что произошло хорошего и плохого. Говорила она очень серьезно, речь была складная, и, что удивительно, у нее был недетский запас слов, которыми она легко и к месту пользовалась. Я слушал ее с неподдельным вниманием, поддакивал и задавал уточняющие вопросы. И каждый раз после окончания монолога следовал один и тот же вопрос: