Тримбл уставился на него. Вентри, в свою очередь, удивленно смотрел на Тримбла, без тени страха или подозрения на лице. Если он что-то и скрывал, то лишь насмешливое добродушие, что так же охватило и сержанта Тейта, чьего взгляда старательно избегал инспектор Тримбл. Тримбл не сразу пришел в себя. Наконец он сказал:
— Если ваша машина, будучи в неисправном состоянии, находилась у дома с того момента, когда вы вернулись с репетиции, до семи сорока, то как вы можете объяснить, как она оказалась на станции Истбери в двадцать девять минут восьмого?
Намеренно неторопливо Вентри выбрал из ящика еще одну сигару, отрезал кончик и раскурил ее.
— Интересно, ~ пробормотал он, швырнув спичку в пепельницу, — какого черта она там делала? — Затем повернулся и открыто посмотрел на инспектора. Боюсь, глупо солгал вам, — беспечно признался он. — Собственно, это была не совсем ложь, но произвела тот же эффект. Мой стартер действительно время от времени барахлит, и действительно подвел меня сегодня вечером. Не совсем точны только два факта. Насколько я знаю, стартер весь день работал нормально. Но когда я вышел из дому, чтобы ехать на концерт, машины просто не было на месте. Вот почему я опоздал.
Тейт и Тримбл заговорили одновременно, но инспектор высказался первым:
— Если это правда, почему же вы сразу так не сказали вместо того, чтобы придумывать эту глупую сказку?
— Потому что чувствовал себя таким одураченным, — спокойно ответил Вентри. — А кроме того, вы бы мне не поверили.
— Вы сообщили о пропаже машины в полицию?
Сержант Тейт, который больше не мог молчать, нетерпеливо вмешался:
— Вы же сказали, что в настоящий момент машина находится у вас в гараже?
Вентри невозмутимо взглянул на офицеров поочередно, решая, на чей вопрос ответить сначала.
— Я не сообщил в полицию о пропаже машины, — сказал он, решив не нарушать иерархии званий, — прежде всего потому, что страшно торопился поспеть вовремя в Сити-Холл. Я и так уже опаздывал, а звонки в полицию еще больше задержали бы меня. А впоследствии я не сообщил об этом, потому что, как мне напомнил этот джентльмен, сейчас она находится в моем гараже. И именно поэтому, как я только что сказал, я и не ожидал, что вы мне поверите.
— Мистер Вентри, — угрожающе произнес Тримбл, — это серьезный вопрос, и вы можете поставить себя в сложное положение, пытаясь запутать полицию. Будьте любезны, расскажите нам всю правду и не ходите вокруг да около.
— Хорошо. — Вентри откинулся на спинку кресла и затянулся сигарой. Забудьте все, что я говорил о стартере. Это было сказано лишь для отвода глаз. Все остальное насчет сегодняшнего вечера — чистая правда. Но вы можете добавить вот что. Добравшись до Сити-Холл, краем глаза я заметил припаркованный напротив служебного входа четырнадцатисильный «хэнкок». В городе их довольно много, и мне даже в голову не пришло, что это моя машина. Я и представить не мог, что кто-то украл мою машину, чтобы прибыть в ней на концерт. Так или иначе, я страшно торопился, и мне было не до расследования. Единственное, о чем я тогда подумал, что машину припарковали в идиотском месте, прямо на дороге, так что из-за нее не могли выехать машины со стоянки. Но когда я понял, что уже опоздал на концерт, и начал прогуливаться, я подошел к машине проверить, и — о чудо! — это оказалась моя машина — дверца была не заперта, ключ торчал на месте, как я его и оставил. Что ж, подумал я, это избавляет от хлопот и меня и полицию. Поэтому я сел в автомобиль и сидел там, пока не докурил сигару. Когда симфония закончилась, я вернулся в Холл, как и сказал вам, но запер дверцу — хотел быть уверенным, что жулик, который пригнал ее сюда, снова ее не угонит. Потом, когда я решил смыться, я проскользнул в машину, завел мотор — как раз вовремя, потому что сзади кто-то засигналил, чтобы я дал дорогу, — и помчался домой. Вот что произошло — и, если вы мне не верите, могу только сказать, что сам вас об этом предупреждал.
Когда он замолчал, наступила зловещая тишина. Длительную паузу наконец нарушил Тримбл:
— Значит, все было именно так?
— Да.
— Мистер Вентри, вы умеете играть на кларнете? — Вопрос прозвучал неожиданно.
Если он рассчитывал застать Вентри врасплох, то это вполне удалось. В первый раз за время разговора органист растерялся.
— На кларнете? — переспросил он. — Что ж, вообще-то умею… вернее, умел, потому что давно до него не дотрагивался. Только ради бога, никому об этом не говорите! А почему вы спрашиваете? Да, кстати, — продолжил он, не дожидаясь ответа, — во время репетиции произошел целый скандал из-за кларнетиста, который отказался играть. Хотя я думал, все улажено. Так ваш вопрос имеет к этому отношение?
— Здесь я задаю вопросы, — сурово заметил инспектор. — Но к вашему сведению, мистер Эванс рассказал мне о том, что произошло на репетиции. Почему вы не хотите, чтобы люди знали о том, что вы играете на этом инструменте?
— Потому что я его ненавижу, — спокойно сказал Вентри. — Дело вот в чем. Мой отец — упокой, Господи, его душу! — был страстным фанатиком камерной музыки. Он начал с трио — сам играл на скрипке, а брат вполне сносно — на виолончели. Мать должна была играть на пианино. Потом, как только моя сестра достаточно подросла, чтобы кое-как пиликать на альте, у нас образовался квартет, где мама играла роль второй скрипки. Но старому греховоднику этого было мало. Однажды ему пришло в голову, что семья должна взяться за Квинтет Брамса с кларнетом, поэтому в смехотворно раннем возрасте меня засадили учиться играть на этом проклятом инструменте, когда он прекрасно знал, что я люблю орган, а к Брамсу у меня настоящая аллергия. Чертовски эгоистично, не правда ли?
— Очень интересная история, — сухо прокомментировал Тримбл, — но она не дает ответа на мой вопрос.
— Почему я молчу о том, что умею играть на кларнете с тех пор, как здесь обосновался? Но ведь это вполне понятно! Если бы я признался, Эванс обращался бы ко мне каждый раз, когда исполнялся концерт. А может, он не говорил вам, что на каждом собрании комитета вставал вопрос о недостатке музыкантов-духовиков? Это их постоянное блюдо. Нет уж, спасибо, лучше я помолчу и заплачу профессиональным кларнетистам — это капля в море по сравнению с тем, что я плачу за оркестр каждый год.
— У вас имеется кларнет?
— Разумеется, у меня очень хороший набор этих инструментов — строя В, строя А, строя Е. Справедливость требует сказать, что это, бесспорно, замечательные инструменты, хотя сам я терпеть их не могу.
— Могу я на них взглянуть?
— Разумеется, если желаете. Мне все равно, что вы с ними будете делать до тех пор, пока не пожелаете, чтобы я играл на них.
Вентри поднялся и провел офицеров в холл, вдоль обеих стен которого красовались застекленные витрины. Они были заполнены всевозможными музыкальными инструментами, на которые инспектор взирал с полным непониманием.
— Да у вас здесь настоящий музей, — с уважением заметил он.
— Да, прекрасная коллекция, — довольно отозвался польщенный Вентри, откидывая дверцу одной из витрин. — Собственно, ее собрал мой дядя. Забавно: сам он не умел играть ни на одном инструменте, но обладал страстью скупать старинные инструменты. Я лишь время от времени добавлял в нее новые вещи. Например, недавно я приобрел вот эту старинную лютню XII века. Но конечно, самая прекрасная вещь в коллекции — это…
— Вон в углу лежит кларнет, — бесцеремонно прервал его Тейт.
— Что? А, да, это весьма ценная вещь. Ей больше ста лет. Думаю, на ней не играли уже много лет. Система ключей у нее очень отличается от современной, как вы, без сомнения, заметили.
— Ничего подобного я не заметил, — отрезал инспектор, который начинал чувствовать усталость, приходящую к нему обычно лишь в конце нормального рабочего дня. — Я просил вас показать мне один из кларнетов, на котором вы умеете играть, хотя и не любите, и я просил бы сделать это побыстрее.
— Прошу прощения! — невозмутимо произнес Вентри. — Я забыл, что вы не любитель музыки. Инструменты, о которых вы говорите, — и у меня нет ни малейшего представления, почему они вас интересуют, — находятся вот здесь, на нижней полке. Какой вы хотите посмотреть… Черт! Это еще что?!