Саша на сестру взглянула со значением, после чего чуть ядовито улыбнулась.
— Не завидуй.
Анжелика окинула взглядом свою гостиную.
— Чем бы в тебя кинуть?
Саша рассмеялась. Выпила ещё вина, затем поднялась.
— У тебя в доме хоть какая-нибудь еда есть? Я точно опьянею, я обедала рано.
— На кухне есть хлебцы. Ещё яблоки.
Саша даже притормозила на пороге, на сестру обернулась.
— Лика, ты доведёшь себя до язвы.
— Не успею. Мама уже завтра обещала привезти мне холодца. Вообще не понимаю, как это есть можно. Сплошной жир. Мясо и жир, мясо и жир. И пироги. И после этого она ещё удивляется, что у неё давление скачет! Если есть всякую дрянь…
Про дрянь Саша дослушивать не стала, прошла на кухню, отстранённо подивилась странной, непривычной для женщины с ребёнком, чистоте, отсутствию грязных тарелок в раковине и крошек на столе. Открыла шкафчик и достала пачку пшеничных хлебцов. Выглядели они не слишком аппетитно, ничем не пахли, и на вкус, наверняка, как опилки, но это было лучше, чем ничего. О, яблоки! В холодильнике на самом деле нашлась парочка зелёных яблок, а также упаковка греческого натурального йогурта. Практически обезжиренного. Саша в сомнении её разглядывала, затем вернула на полку. Не смогла представить, как она это ест.
Когда Саша вернулась в гостиную с хлебцами и яблоком, Анжелика презрительно фыркнула.
— Ты, конечно, с тоской думаешь о мамином холодце, признайся.
— Сейчас особенно, — не стала спорить Саша. Снова устроилась на мягких подушках, достала хлебец и откусила. Точнее, попыталась, и этот мерзавец заскрипел на зубах. Но Саша стойко его жевала.
— Каравайцева мне поклялась, что на этот раз Панкратов будет. Я слышала, он развёлся.
— Собираешься обсудить с ним эту тему? — невинно поинтересовалась Саша.
— А почему нет? У него сеть аптек по городу.
— Знаю.
— А знаешь, кого ещё она пригласила? Александра Ростиславовича. — Лика даже бокалом ей отсалютовала. А вот Саша непонимающе нахмурилась.
— Кто это?
Анжелика немного растерялась, смотрела на неё, затем рукой махнула.
— Ах, ну да. Ты же не училась. Он преподавал у нас информатику. Пятнадцать лет назад он был полон сил, задора и девчонки влюблялись в него пачками. Интересно будет посмотреть на него через десять лет. Что там с его залысинами. — Анжелика рассмеялась, и тем же смеющимся тоном добавила: — И Толя будет.
— Какой ещё Толя?
Улыбаться Лика перестала, даже брови сдвинула.
— Богатырёва, хватит тупить.
Саша перестала жевать, глаза на Лику таращила, потом поняла, что у неё полный рот опилок. Дышать она не может, говорить не может, во рту пересохло. Хорошо, что про вино вспомнила.
Допила залпом, пытаясь проглотить хлебец. И всё равно заговорить так сразу не смогла, тем более, нужно было разыграть спокойствие… Если спокойствие, вообще, можно разыграть, и если о нём речь в эту минуту идти может.
— Ефимов?
Лика кивнула с определённым удовольствием и намёков.
— Ефимов. Ума не приложу, где Каравайцева его выловила.
— Значит… он вернулся в город?
— По всей видимости. Хотя, на мой порог ещё не приползал. Будет любопытно на него взглянуть, правда? — Анжелика поднялась, отвернулась от Саши. — Выпьем ещё?
Пользуясь тем, что сестра её видеть не могла, Саша зажмурилась. То ли от шока, то ли уже от ужаса. Губы вытерла, хотя, на самом деле, пыталась понять, трясутся или нет. Вроде не тряслись, и даже в кривой улыбке получилось их растянуть, когда Анжелика подошла к ней, чтобы забрать пустой бокал.
— Мне Алёна ничего не говорила… про Ефимова.
Лика плечами пожала.
— Со мной тоже откровенничать не стала. Только сказала, что он сам позвонил, сказал, что придёт. Узнал от кого-то.
— Так может… он давно в городе?
— Может, и давно. — Лика снова устроилась напротив, но на Сашу не смотрела. Взгляд был устремлён вдаль, а на губах появилась вызывающая усмешка. — Он уезжал с наполеоновскими планами, помню, что мне говорил. И вот приехал обратно. И что-то мне подсказывает, что живёт в квартире матери.
— И что в этом такого?
Лика плечами пожала.
— Да ничего. Это всего лишь Ефимов. — Анжелика улыбнулась, отсалютовала Саше бокалом и сказала: — Выпьем. За субботу. Будет весело.
Саша ничего не сказала, но вина выпила. Сделала несколько больших глотков, а про себя сказала: за прошлое.
Но чего она точно не хочет, чего не желает больше видеть, так это того, как отец её сына, снова упадёт в ноги к её сестре. Удружила, Каравайцева, ничего не скажешь.