Друзья отметили Васькино освобождение: по стаканчику, каждый своего.
Жить бы теперь и не нарадоваться, да только стал Васька грустить с того дня и букашку свою вспоминать добрым словом. Мол, она единственная, кто его двигаться заставлял, и думать, и шевелиться, и бороться! А Толик, и все в этом доме – в болоте живут и сами того не замечают. Даже и говорить с ними не о чем.
Этого Толик вынести уже не мог.
Пошел он к соседу-оптимисту, и сходу, рискуя собственной жизнью, вцепился в шею собаки белой, вынул из нее сопротивляющуюся жирную букашку, принес ее Ваське, посадил ее ему на шею и сказал:
– Всё, Вася. Кончено. Живи теперь с ней.
Живут Васька и Толик в одной квартире, как и прежде, но с тех пор стали они друг другу чужие.
Васька сначала переживал очень, а потом свыкся. Он теперь с Толикиной женой дружит. Он ей на свою букашку жалуется, а она ему – на Толика. Слушают они друг друга и друг другу сочувствуют.
А в Толике сочувствия больше нет! И не просите!
Птичка
Глава первая
Жила-была одна птичка.
Все ее любили. И она всех любила. Когда-то она вылупилась из яйца и прислушалась: лес шумел, насекомые жужжали, ручеек журчал, а старый пень поскрипывал. Поскольку мамы и папы рядом не было – они почему-то так и не появились – птичка решила, что летнее солнце и синее небо, и старый пень и есть ее родные. Потому они так и гудят, что радуются ее появлению на свет. И птичка ответила им всей силой своего еще не окрепшего голоса.
С того самого первого звука начала птичка петь, благодаря этот мир.
Пение ее было столь прекрасным, что никого не могло оставить равнодушным.
Лисица в погоне за зайцем, услышав ее задумчивую трель, на миг замирала, а, опомнившись, махала лапой, что уж, теперь не поспеть. Дружные бобры трудились, пританцовывая в такт ее задорной песенки. Колокольчики звенели ей в унисон, и даже седой туман, поднимался выше от земли, чтобы ее послушать.
Конечно, не всегда птичка пела. Так случилось, что не оказалось рядом с ней ни одной другой птички, некому было научить ее жизни. До всего ей приходилось додумываться самой. От того многое она делала не как заведено: питалась цветочным нектаром, купалась по утрам в росе.
Птичка даже решила, что одна она такая на всем белом свете. Ничуть ее это обстоятельство не расстроило. Ведь весь мир был для нее.
К счастью, на земле, где она родилась, всегда было лето.
Но бывало оно и засушливым, и не в меру дождливым. Тяжело тогда приходилось птичке. Весь день, пролетав в поисках пищи, возвращалась она к вечеру изможденная, падала на мягкое сено, и хотелось ей горько плакать.
Тогда она вылетала, садилась на веточку и пела.
Особенно хороша была в те вечера ее песня. И ей становилось легче. И в счастье и в горе была ей песня отрадой.
До поры до времени принадлежала птичка только самой себе и никому больше. Но, каждый в лесу считал, что она немножечко его. К каждому она имела доброе слово, никогда не задавалась, и никогда никого не беспокоила.
От того и любима была всеми. До той поры, пока, в один из сладких теплых вечеров, в последних лучах заходящего солнца она не увидела его.
Глава вторая
Он сидел на соседнем дереве и сосредоточенно чистил свои перышки.
«Какой он серебристый!», – подумалось ей.
Она так боялась спугнуть его, что не стала петь. Только тихо сидела на ветке и любовалась им.
Он, казалось, почувствовал ее пристальный взгляд.
Ее сердечко затрепетало так сильно, что ей показалось, что оно вот-вот выскочит из груди. Неужели, он сейчас улетит, и она никогда больше его не увидит? Она уже готова была сама сорваться с ветки и подлететь к нему, но, он ее опередил, и легко взмахнув крылышками, вмиг оказался рядом.
– Живете здесь? – немного надменно произнес он.
– Это мой дом. Здесь очень хорошо. Тепло и цветы, – поспешила она ответить, будто оправдываясь.
– Ясно.
– А вы, простите, откуда?
– Я из соседнего леса. Там лесорубы сегодня. Как известно, лес рубят – щепки летят.
– Вы, значит, без дела остались? – с некоторым облегчением спросила она.
– Ну, знаете ли, я – воробей стреляный, и дело и дом себе всегда найду.
– Значит, вы – Воробей?
– Ну да. А вы-то кто?
– А я и сама не знаю, – вздохнула птичка.
Он поселился рядом, прямо на веточках.
И она стала чаще кружить у своего гнезда, надеясь увидеть его. Если его не было, она ждала его. Он приносил ей вкусные зернышки, а иногда – извивающихся червяков. Их она не ела.
Она не знала, далеко ли он улетает. Думая, что не далеко, она, сама не зная почему, стеснялась петь. Но без песни ей было тяжело, и потому она взяла привычку вставать рано, улетать далеко за реку и петь там.