Глава четвёртая
Так они и прожили всю свою семейную птичью жизнь.
Однажды, когда все птенцы уже покинули родные пенаты, и они остались вдвоем, он, в очередной раз подчищая свои перышки, чирикнул ей:
– Спой!
– Зачем? – удивилась она.
– Я ведь знаю, что ты хорошо поешь, – ухмыльнулся он.
– Откуда знаешь?
– Я слышал. Там. В последнюю ночь.
– Почему же ты не сказал?
Он помолчал и снова начал чистить свои перья.
– Почему ты не сказал мне? – почти крикнула она.
– А почему ты не сказала, что я не умею петь? Думаешь, ты самая умная? – он чирикнул так громко, что она испугалась.
И вдруг увидела, что он абсолютно сер.
То, что тогда, в лучах заходящего солнца, показалось ей серебристым, было на самом деле серым.
Она подумала, что большую часть своей жизни провела с этим серым воробьем. Зачем? Почему?
Утром она улетела.
Её лес разросся. Трухлявый пень совсем развалился, но из корня его росло юное деревце с нежно-зелеными листочками. Колокольчики тоже были новыми и звенели совсем по-детски. Ручей все также журчал, а туман стелился.
Она уже подлетела к тому месту, где когда-то было её гнездо, как вдруг услышала птичью песню, такую прекрасную, совсем юную, полную надежд, что птичке едва хватило сил долететь до своего дерева.
Она села на веточку, огляделась вокруг и подумала:
«Как же все-таки хорошо жить!»
Село Морошково
Глава первая
То лето провела Оленька в селе Морошково, у родной своей тети. Небольшое это селение располагалось вдоль берега реки. Вода в реке была прозрачная-прозрачная, а рыбки – смелые-смелые. Когда Оленька, сидя на мостках, помогала тете мыть посуду, рыбки подплывали к ней, соревнуясь, кто быстрей завладеет оставшейся на тарелке хлебной крошкой или пригоревшей макарониной. Иногда и раки вылезали из своих нор посмотреть на рыбную трапезу.
Рядом с селом раскинулся лес. Росли в нем сосны да ели могучие, а на болоте по сезону много было ягоды – морошки.
Оттого и звалось село Морошково.
Морошка – ягода редкая, особая, не везде растет. Так и жители этого села не простые были, а как говорится, с изюминкой: кто с маленькой, а кто и с большой.
В одном семействе рождались дети исключительно с рыжими волосами, такими яркими, что в солнечный день тяжело было на них смотреть. В другой семье носы у всех были будто приплюснутые. Третьи отличались черными густыми бровями. У четвёртых верхние губы топорщились так, что казалось, что они всегда обижены. Пятые с головы до ног были покрыты веснушками. А у шестых глаза были такие прозрачно-голубые, будто в них навсегда поселился кусочек летнего неба.
Все эти люди, заходившие к тете в гости, казались Оленьке красивыми, каждый по-своему.
А вот сами они бывали иногда своей внешностью недовольны. Тети Олиной соседка Паня, смотрясь в висевшее над её столом зеркало, любила посетовать: «И что ж это я такая лопоухая уродилась, а нос-то курносый какой! Вот и муж мне неказистый достался. А была б я как Кукушкины черноброва, да с орлиным носом Частухиных, да стройна как Петуховы», – тут соседка мечтательно закатывала глаза, и оставалось только додумывать, что бы тогда изменилось в жизни тети Пани.
Дядя Миша был недоволен своим ростом, баба Нюра – щеками, а дядя Толя – недостаточной шириной плеч.
Слушала-слушала Оленька эти жалобы, а потом и говорит:
– Вот приедет мой папа и все исправит!
– А кто теперь твой папа? – удивившись, спросила Олина тетя, знающая своего младшего брата еще с колыбели.
– Мой папа – Заниматель.
– И кого же он занимает?
– Ни кого, а что. Подождите немного, сами все узнаете.
Вскоре слух о приезде Олиного папы, ставшего каким-то Занимателем, пронесся по всему селу. Все теперь его ждали.
И вот, в один прекрасный, или не прекрасный день, Олин папа приехал. Прибыл он на старинном велосипеде, с огромным передним и малюсенькими задними колесами. Сзади к велосипеду крепилась на длинном связанном из тесёмочек шнуре тележка, доверху наполненная баночками разных размеров и цветов. Были они пустые, с колючими, как ежики резиновыми крышками.
Сам Олин папа тоже выглядел странновато: длинное и худое его тело было облачено в ярко-жёлтый в мелкую дырочку комбинезон, голову прикрывала широкополая шляпа, а на ногах надеты были остроносые, тоже в дырочку, туфли. Он и сам был остроносым, с копною таких же белоснежных как у Оли и её тёти волос.
Поравнявшись с домом сестры, он снял и ловко закинул на забор шляпу, поднял, подбросил в воздух и опустил на землю, выбежавшую встречать его Оленьку, и, раскинув руки для объятий, улыбаясь во весь рот, пошел навстречу Олиной тетушке.