Только Оленька и ее папа спали крепким глубоким сном.
Глава третья
В девять часов утра вдоль Оли тётиной забора протянулась длинная как змея очередь.
Еще с вечера Заниматель предупредил, что раньше одиннадцати принять никого не сможет, потому как приехал сюда отдохнуть, и имеет полное право на здоровый сон и завтрак в тишине.
Сельчане поворчали немного, но, что ж тут поделаешь. С Занимателем лучше не ссориться, а то подсунет еще руки кривые или уши оттопыренные.
Потому стали они тихо ждать.
В десять тридцать Заниматель наконец вышел. Не стал народ томить.
Поставил у забора большое зеркало. Склянки из телеги вынул, расположил их на сложенных из заготовок стеллажах. Так, что кто угодно мог подойти, взять, скажем, банку с ушами (были они внутри не настоящие, а в виде объемного изображения), поднести ее к сердцу и сказать: «бушки–калабушки, покаты капалушки». Кто такие капалушки и почему они покаты, никто не знал, да и знать не хотел. Тут же вместо твоих ушей, вырастали у тебя новые, желанные, а твои перемещались в баночку в том же объемном виде. Ежели кто хотел обратно свои уши взять, надо было найти свою баночку, прижать к сердцу и сказать: «калабушки–бушки капаты пакушки».
Объяснил эти незатейливые правила Заниматель, прикнопил к деревянному забору заранее написанный листочек со словами нужными, и только успел произнести: «Ну, что, дорогие односельчане, подходите побли..», как все к стеллажам побежали. Едва с ног его не сбили. Хорошо, что дочку свою, Оленьку, он еще утром отвел к одному старичку столетнему, где и остальных детей родители оставили.
Дедушка этот был единственным взрослым жителем, кого не заинтересовало волшебство Занимателя. И сколько не уговаривали его дети хотя бы зуб свой последний на новую челюсть поменять, дедушка только хитро в усы улыбался. И дети улыбались. Никто из них ничего в себе менять не хотел. Очень они обрадовались, что взрослые оставили их у дедушки на целый день.
Погода стояла чудесная, солнышко светило, ветерок дул. Наносили дети из карьера у реки гору песка золотистого, и к вечеру построили такой огромный замок, с парковками, бассейном, горками, и гаражом, что если бы родители не были так заняты своим преобразованием, то обязательно удивились бы.
Но случилось так, что удивляться сыновьям и дочкам пришлось. Пришли за ними вечером родители, а ребята понять не могут: где – чьи. У Сашиной мамы – нос Катиной мамы, а глаза – Машиной. А у Машиной мамы кожа вдруг потемнела, что Маша даже испугалась, и спросила маму, где она так подгорела. А одна мама настолько преобразилась, что дочки ее не узнали, и сказали, что с ней никуда не пойдут, потому что она тетя чужая.
Пришлось родителям постараться, чтобы доказать, что они остались прежними, любящими и добрыми, только внешность немного изменили, потому что хочется иногда что-то в себе поменять, исправить.
Глава четвёртая
Жизнь в деревне шла своим чередом.
Кто-то, один раз побывав у Занимателя, больше к нему не приходил, а кто-то менялся каждый день. Некоторые до того преобразились, что взглянув утром в зеркало, отскакивали, не сразу сообразив, кто на них смотрит. Таким велено было носить прикрепленную к одежде табличку с именем и фамилией – бейджик.
Один почтенный житель сдал Занимателю свою большую бородавку, располагавшуюся прямо на кончике носа. Нос его стал теперь гладким, а житель – незаметным. Другой не почтенный житель эту бородавку тут же занял и стал вдруг почтенным. Бывший владелец бородавки, встретив нынешнего, старался в сторону нового владельца не смотреть и с некоторым сожалением трогал кончик своего носа.
Олина тётя превратилась в статную брюнетку, что несколько не сочеталось с ее тяжелой походкой.
Заниматель наслаждался отдыхом: ходил с Олей по грибы да по ягоды и на рыбалку, кушал свежие огурчики, помидорчики и картошку из сестринских запасов нахваливал.
– Да, что ты, братец, разве ж это картошка: мелкая, да корявая. Вот у Михайловых ботва какая, под ней-то верно картошка гладкая да круглая.
– А, ты сестрица, одолжи мне картошки. Глядишь, кто на нее и позарится. А взамен и ты чего получишь.
– И, правда, братец.
Отдала Олина тетя брату грядку картошки, рассказала соседушкам, и те весь неказистый урожай Занимателю одолжили. Потом решили и окна одолжить старые, и наличники на окнах. И печки, и дома в ход пошли.
А как-то поутру одна соседка посмотрела на корову свою худющую, решила ее на другую, полную, поменять, и ее одолжила. Другая соседка корову менять не стала, а заменила ей только рога, на крепкие, большие.