Несбывшееся между тем сходило внутрь, вынесло мне чашку с кофе и снова мрачно уставилось на воду.
– Понимаешь, – говорит, – если маятник покачнется, то все сбудется, и тогда, как можно догадаться, меня не станет.
– Сбудется? – спрашиваю, а сама уже начинаю в голове прикидывать, сколько ж всего у меня в жизни может сбыться разного.
– Вот. – Несбывшееся улыбнулось. – И ты туда же. Небось начала думать, как все будет хорошо, когда меня не станет, да?
– Ну я…
– Да не оправдывайся, это понятно. Меня мало кто любит. Тоскуют по мне, это да, бывает. Но на самом деле никто не любит. Слишком больно.
– Ну вот, ты и само все понимаешь.
– Понимаю. Вот сейчас пройдет слух, все похватают всякого, что еще может сбыться, и побегут к маятнику, ждать. И что самое обидное, недолго ждать осталось.
– Недолго?
– Недолго. Это все, конечно, раз в вечность случается, а то и реже, но тут повезло. Маятник такой. Не знаю, как колдунам это удалось. Думаю, они и сами не знают.
– Слушай, – говорю, – а у колдунов, получается, тоже все сбудется?
– У колдунов, – говорит Несбывшееся, – все сбылось уже очень давно. Поэтому я живу на этом берегу реки. Меня у них просто нет.
Мы посидели, поболтали еще немного, потом я домой пошла. Иду и вижу, рядом с часами и впрямь какое-то оживление наблюдается. Все ходят, присматриваются, ждут. Некоторые даже раскладные кресла притащили и сидят, маятник гипнотизируют.
Я на них посмотрела, подумала да и домой пошла. Ведь город у нас все-таки хороший, а если все сбудется, мало ли каким он станет. Мало ли чего нам всем хочется такого, что не получилось когда-то. Хотя конечно же хочется, еще как хочется, бывает, так, что проснешься ночью и смотришь до утра в окно, потому что спать не можешь, а все думаешь, как оно было бы, если бы сбылось. И картинки рисуешь, одна радужнее другой. Хотя правды не узнаешь никогда. Нет, теперь уже узнаешь. Мы все узнаем, кажется.
На следующее утро воздух был прозрачный-прозрачный. И такое чувство, что вот-вот что-то произойдет. Такое бывает. Когда чуть-чуть снега на тротуарах, но только совсем чуть-чуть и не холодно еще, прохладно. А ты знаешь, что вот-вот что-нибудь случится. Неизвестно, хорошее или плохое, но ощущение это – оно точно хорошее, даже если потом снежная буря начнется или ураган или ногу сломаешь случайно. В общем, в такую погоду только гулять и ждать, когда же. И наслаждаться еще, конечно. Даже бутончик мой что-то почуял, распустился еще немного и повернулся к окну, посмотреть.
Вышла я из дома, а площадь, где часы стоят, уже на цыганский табор похожа. Все притащили каких-то стульев, кресел, ковров, уселись. А вокруг них всякие фотографии, письма, какие-то безделушки еще. Небось, как все сбудется, тут такой бардак начнется, ну его на фиг.
Я пошла погуляла – по кварталу молчунов, потом вдоль реки, потом просто по улицам. На улицах совсем пусто. Даже у старого Джона почти нет клиентов. Один старый Джон сидит, попивает пиво. Увидел меня, подмигнул. Я ему помахала и дальше пошла. Надо же запомнить, каким все это было. Потому что таким уже не будет, наверное.
А потом, ближе к вечеру, когда уже начало темнеть, я пошла через мост, к Несбывшемуся. Ведь должен кто-то быть рядом с ним, когда его не станет. И ему не так грустно, и мне… а что мне, раз уж все собирается случиться, лучше в этот момент быть там, где оно начнет случаться.
И вот мы сидим сейчас с Несбывшимся вдвоем, чуть ли не в обнимку, пьем горячий шоколад и ждем, пока качнется маятник. Мы не знаем, что будет, мы даже не знаем, качнулся он уже или нет. Просто сидим и ждем.
Евгений Коган
Голод
Они говорят – голод будет, Алевтина Андреевна утерла платком под носом. Говорят, сначала придут холода, а потом – голод. Семен Матвеевич повел плечами: скажешь тоже, какие нынче холода, солнце за окном такое яркое. Будет голод, снова повторила Алевтина Андреевна, уставившись в одну точку. Семен Матвеевич вздохнул.
Про то, что будет голод, слухи ходили давно. Еще весной крестьянин Игнат, который два раза в неделю привозил на скрипучей телеге молоко, сплевывая ядовито пахнущий табак в дорожную пыль, как бы между делом делился с прислугой. Дескать, в деревне говорят, что божьи коровки пропали, говорил Игнат и со значением щурился. Дескать, божьи твари просто так не пропадают с глаз долой, недоброе это, нехорошее. Прислуга потом шушукалась по углам, стараясь, чтобы хозяева не услышали. Но не прошло и полугода, как хозяева услышали, – Алевтина Андреевна всегда отличалась чутким слухом, к старости же стала слышать даже то, чего не было. А уж то, что было, казалось, угадывала еще до того, как оно было произнесено. От этого Алевтина Андреевна плохо спала, вздрагивала от каждого шороха и просила плотно закрывать окна и тщательно смазывать дверные петли – чтобы не скрипели, но все равно не находила себе покоя.