Посоветовал поискать морскую пену. Ну, там – не собралась ли в лужицы на полу или еще где, мы, конечно, не на побережье… там недавно исчезла такая же приблудная, без роду без племени девица, невозможной, говорят, красоты, а уж как двигалась! Жаль только – немая. Поэтому танцы танцами, а в жены принцу сосватали совсем другую девицу, с прослеживаемой родословной и хорошо подвешенным языком, но ту бедняжечку никто не гнал, ну что вы, и принц, и его нареченная были с ней сама доброта, и на балы, и на приемы – всюду брали ее с собой, и вот во время морской прогулки эта немая замешкалась в каюте, что-то она там, что ли, поправляла в своем наряде, ее ждали – она должна была танцевать, потом послали слуг, потом принц сам, лично за ней пошел – и ни-че-го. Ничего, кроме морской пены по всей каюте, хотя иллюминатор был закрыт и никаких гигантских волн не наблюдалось на десять морских миль в любую сторону от корабля.
Ах, не морочьте вы мне голову, сказала миз Рэт, какая немая, какая пена, что тут вообще общего! Но отвлечь я ее отвлек, и она засобиралась, чему я был только рад. Работы, знаете ли…
Свадьбу устроили в три дня, сразу, как подобрали девицу к туфельке, – оглашение, и понеслись, тут вам и венчание, и парад, и ужин, и платья для фрейлин, и что делать с тыквой, откатить на каретный двор или вызолотить, обнести оградой и оставить где есть, такой милый сувенир на память о первом посещении дворца будущей королевой. В чем лично я, дворцовый распорядитель, глубоко сомневаюсь – в посещении того бала именно нашей будущей королевой… ведь кто, как не я, опрашивал стражу, и хотя большинство сперва пялилось на чудесные трансформации, а потом на размахивающего туфелькой принца, кое-кто успел заметить, что искомая девица шмыгнула в сторожку и оттуда не появилась. Деться из сторожки совершенно некуда, никаких окон, подземных ходов и прочего в этом роде в ней не предусмотрено, каменная коробка с камином, столом и дверью, стражники, я знаю, пьют там вино в ненастные дни. Девицы тем не менее в сторожке не нашлось. Как кошка языком… тьфу ты, привяжется ведь выраженьице! Исчезла девица. А та, которой туфелька пришлась впору и которая стала женой нашему принцу и станет когда-нибудь королевой, – что ж, она прекрасная девушка, и умна, и красавица, но сдается мне, что цвет глаз у нее малость не тот и с размером ноги ей просто повезло. Но это, прямо скажем, не мое дело – мое дело сейчас решить наконец, что делать с тыквой и что – с мышами, пока эти ливрейного окраса паразиты не расплодились по всем службам. Был тут, говорят, в ближнем селе какой-то специалист с дудкой…
Пыльца
– Эт-то что такое? – Голос хозяйки заставил девочку замереть. Хозяйская рука развернула девочку, палец уперся в пятнышки на лице. – На костер захотела?
– Нет. – Девочка замотала головой. – Что вы, фрау Марта, нет. Это… это краска. Просто краска, я попросила немного, – девочка махнула рукой куда-то за ворота, – там, у мастеров. Чтобы как будто от солнышка…
– Сотри. – Фрау Марта отвернулась к плите. – Не тешь дьявола.
Что-то происходило в углу, образованном поленницей и стеной сараюшки. Что-то там было, чего раньше не было, яркое, движущееся… Девочка присмотрелась, сделала шаг, другой. Вслед за ней сунулась в угол белая кошка, до того бездельно околачивающаяся у дверей кухни.
В углу, ближе к поленнице, расцвел не виданный девочкой никогда прежде цветок. Рыжий как, как… как лис, подумала девочка. Лепестки цветка прихотливо изгибались. Девочка встала на колени, кошка – на задние лапы. Они одновременно потянулись к цветку: нюхать. Кошка чихнула и посмотрела на девочку. Девочка чихнула и посмотрела на кошку. И у той, и у другой на лицах появилась россыпь ярко-рыжих пятнышек.
– Ты смешная, – сказала девочка. – Что это такое, а? Ты на костер захотела?
Кошка фыркнула. Девочка осторожно потрогала рыжие пятнышки на кошачьей морде. Посмотрела на испачканный в цветочной пыльце палец.
– Ты как это нож держишь? – Фрау Марта стояла в дверях кухни.
– Никак, – едва слышно пробормотала девочка, – обычно. Как я держу нож, фрау Марта?
Фрау Марта, кажется, смутилась.
– Никак. Показалось. Ты режь, режь давай овощи, хватит бездельничать. Бездельем только…
– Дьявола тешат, – закончила девочка и посмотрела на нож в левой руке. Белая с рыжим кошка вскочила на стол и обнюхала корзину.
Девочка стояла возле крохотного зеркальца и задумчиво наматывала на палец прядь волос. Показалось или нет? Какой-то… какой-то непривычный блеск. Девочка выдернула палец из закрученной в локон пряди. Локон и не подумал разматываться. Девочка недоверчиво потрогала его пальцем. Поднесла к свету. Рыжая в белых чулочках кошка увлеченно терлась щечками о дверной косяк.
Смиренный брат Фома, Наставник Города Именем Святой Инквизиции, смотрел на идущую по улице девчонку. В левой руке – тяжелая на вид корзина, рыжие кудри треплет ветер. Россыпь веснушек… Что-то смущало смиренного брата Фому. Отойдя от окна, Фома вытащил из стола толстый том в кожаном переплете, открыл, пролистал. Замер над вызывающе пустой страницей.
– Ах, негодяи… мерзавцы… переписчики. Пергамент, по пять флоринов…
Брат Фома перелистнул страницу, пробежал взглядом по следующей, кивнул. «Ведьма… скрюченная карга; старуха; с седыми космами; в бородавках; спутник и компаньон ведьмы – черный как смоль кот мерзкой повадки; сам вид их отвращает взор человеческий». Ничего общего. Смиренный брат Фома потер пальцем переносицу. Перекрестился, привычно пробормотал: «Козни дьявольские, лживые представления, смущающие сердце и веру. Десять Аве Мария, десять Отче наш».
Отчитав молитвы, Фома отправился бранить переписчиков. Пять флоринов лист, виданное ли дело пропустить целую страницу! Рыжая кошка, деликатно лакающая воду с бортика городского фонтана, подняла голову и проводила смиренного брата Фому безразличным взглядом.
Наталья Котрасева
Гранатовое зернышко
Когда Энн было пять лет, она спасла ворона. Ворон камнем упал на дорогу и не шевелился.
Энн подошла к ворону и села рядом с ним.
Ворон дышал, и крыло у него подергивалось. Он приподнял голову и посмотрел на Энн.
– Тут нельзя лежать, – серьезно объяснила та, – потому что тут тебя может переехать машина. Я тебя отнесу к доктору, это наш сосед, он тебя вылечит.
Она с трудом приподняла птицу – та была очень велика – и потащила ее к дому. Ворон не вырывался, а только настороженно смотрел на нее одним черным круглым глазом. На обочине Энн пришлось положить птицу и немного отдохнуть, потому что она очень устала. Когда она хотела снова поднять ворона, тот вдруг закаркал и посмотрел в сторону большого куста. Энн тоже посмотрела на куст и увидела, как из листвы выходит маленький человечек, не выше ее колена. Человечек был одет в зеленые брючки и рубашку, а за собой с трудом волок что-то большое и круглое, завязанное в белый шелковый платок.
– Прекрасная Энн, – сказал он, – не торопись! Это мой ездовой ворон, и я вылечу его получше какого-то человеческого доктора!
Энн совсем не удивилась тому, что человечек назвал ее по имени. Человечек казался волшебным, так что то, что он все знает, было в порядке вещей.
– Хорошо, – согласилась она, – тогда я пойду домой. Родители не велят мне играть на улице поздно вечером.
– Подожди, подожди, прекрасная Энн, ведь я же тебя еще не отблагодарил! – сказал человечек и подтащил поближе к ней круглый предмет в платке. Затем он его развернул, и Энн увидела, что это большой спелый гранат. Человечек снял с пояса кинжал и, прорезав в коже граната маленькую дырочку, вытащил наружу одно зернышко.