Стыдно Нанете не было, но ссориться с падре Жайме не хотелось, поэтому Нанета пошла к фельдшеру и предложила ему курицу.
– Трех давайте, – сказал фельдшер. – У вас их девать некуда.
– Одну и полдюжины яиц, – отрезала Нанета. – Каждому если давать – вообще без кур останешься.
Нанета открыла дверь и впустила фельдшера, а сама уселась на ступеньке. Может, падре Жайме прав, а может, и нет. Нанета верила в демонов и соваться к ним в пасть не хотела.
Девочка так распухла, что уже не может ни ходить, ни сидеть. Когда же она родит, волнуется дона Виржиния. Она же перехаживает. Оставь меня в покое, говорит губернатор и наливает себе виски. Меня это не касается.
– Ну что, – сказал фельдшер, выходя во двор. – Умер ваш хозяин, дона Нанета. Давайте курицу.
Нанета кряхтя поднялась со ступеньки и вошла в дом. Дионизиу Боа Морте лежал на кровати, уставившись мертвыми глазами на нарисованную на стене женскую фигуру с абсолютно круглым животом и огромными грудями. Нанета вытянула из-под Дионизиу край простыни, поплевала на него и принялась смывать рисунок со стены.
Неверной походкой, держась за стену, губернатор заходит в библиотеку. В библиотеке темно, только на столе горит лампа. За столом в кресле сидит кто-то худенький и читает книгу. Губернатору кажется, что что-то не так, но он не может понять что, перед глазами все плывет и переливается. Виржиния, спрашивает губернатор. Это ты? Нет, батюшка, звонко отвечает девочка и улыбается губернатору. Это я.
Карл и Кисочка
– Где ты был?
– Так, гулял.
– А я тебе что сказал?
Мальчишка посмотрел на Карла своими блестящими глазами и ничего не ответил.
– Я тебе что сказал? – угрожающе повторил Карл.
– Чтобы не выходил.
– А ты вышел, – подытожил Карл. – И что я теперь с тобой сделаю? – Карл поискал глазами палку, но не нашел, оперся на подлокотники кресла и привстал. Мальчишка отпрыгнул к двери и взялся за ручку. Мальчишки – они как коты, подумал Карл. Один раз выпустишь – и все, уже не удержишь, даже связывать не поможет. Карл расслабил руки и дал себе упасть в кресло. Ему показалось, что мальчишка у двери ухмыльнулся.
Котенка Карл обнаружил только утром. Маленький тощий зверек непонятного грязного цвета, с торчащими позвонками и тонким, почти крысьим хвостом стоял на полу, растопырив худые лапы и, захлебываясь и кашляя, пил молоко из большой Карловой ложки. Мальчишка сидел рядом с ним на корточках и довольно ворковал.
– Это еще что? – хмуро спросил Карл. Как обычно по утрам, нога болела невыносимо.
– Это кисочка, – ответил мальчишка, почесал котенка за ухом и сам зажмурился от удовольствия, как будто это его почесали. – Будет с нами жить.
– Кто сказал? – Карлу вдруг стало весело. Удивительно, как быстро наглеет мальчишка. Еще месяц назад он только трясся и плакал, а теперь препирается с Карлом, как будто всю жизнь этим занимался.
– Я сказал. – Мальчишка деловито накапал в ложку еще молока, и котенок урча принялся его вылизывать.
В ноябре произошло то, чего Карл боялся больше всего на свете: нога окончательно отказалась ему служить. Он несколько раз пытался встать, но вторая нога, тоже изъеденная болезнью, не выдерживала вес его огромного тела.
– Подай палку, – велел Карл мальчишке, стараясь говорить спокойно.
– Тебе нужны костыли, – сказал мальчишка. Котенок, вечно вертевшийся у него под ногами, пронзительно пискнул. – Вот видишь, – обрадовался мальчишка, – и кисочка говорит.
– Палку! – рявкнул Карл. Мальчишка вжал голову в плечи, встал на колени и полез под кровать. Несколько мгновений из-под свисающего покрывала торчали его худой зад в старых спортивных штанах и грязные босые ноги, потом мальчишка упал на живот и, дергая ногами, забрался под кровать целиком. Котенок остался снаружи и принялся охотиться на бахрому покрывала. Карл с любопытством посмотрел на него. За месяц зверек отъелся и отрастил недурную шерсть, и даже его жалкий крысий хвостик внезапно превратился в роскошное пушистое перо, такое длинное, что Карл только диву давался. Накануне мальчишка вымыл котенка с мылом и повязал ему на шею золотистую ленточку от подарочной упаковки, и теперь вид у него был довольный и нарядный, как на картинке в настенном календаре.
– Где моя палка? – спросил Карл почти мирно. – Вылезай.
Мальчишка повозился под кроватью, но не вылез.
– Вылезай, – повторил Карл. – Мне надо в туалет, а без палки мне не встать. Если я наделаю в штаны, убирать будешь ты.
– Чего это? – спросил мальчишка из-под кровати.
– Ну я же инвалид, – сказал Карл и поразился тому, как легко у него это вышло.
Мгновение спустя из-под кровати появились грязные пятки. Котенок бросил бахрому и припал к полу. Следом за пятками показались старые спортивные штаны, теперь покрытые толстым слоем пыли. Котенок поерзал, поудобнее подбирая под себя лапки. Когда из-под кровати выехал зад, котенок прыгнул.
– Ай! – завопил мальчишка, вскакивая. Котенок болтался у него сзади, вцепившись когтями в спортивные штаны. Карл расхохотался, его кресло заходило ходуном.
– И ты, кисочка, – слезливо пожаловался мальчишка, отрывая котенка от штанов и прижимая его к груди. – И ты меня не любишь!
Котенок уткнулся ему носом в сгиб локтя и замурлыкал.
Весной Карл окончательно перестал вставать. Мальчишка где-то раздобыл ему костыли, но Карл был слишком тяжел и слишком слаб, чтобы ими пользоваться. К этому времени отказала и вторая нога, и Карл проводил все время в своем кресле, укрывшись покрывалом с бахромой. На покрывале лежала Кисочка и грела ему колени.
– А если ты умрешь? – то и дело спрашивал мальчишка, и его глаза блестели больше обычного. Карл подозревал, что он плачет потихоньку, но никогда с ним об этом не говорил.
– Обязательно умру.
– А что мы с Кисочкой будем делать?
– Пойдете в полицию.
– Зачем?
– Они вернут тебя родителям, – ответил как-то Карл, попытался пошевелиться и болезненно сморщился. – Только не забудь им сказать, что я тебя украл.
– Но ты же не украл! – закричал мальчишка.
– Еще как украл, – сказал Карл, закрывая глаза. – Ты просто не помнишь. Иди отсюда, я хочу спать.
– Боже мой, боже мой! – прорыдала дона Консейсау. – Да откуда же вы взяли этот ужас?! Похитители детей?! У меня дома?!
Полицейскому инспектору Витору Обадии было немного неловко. Надо же так ошибиться.
– Ну-ну, – сказал он и похлопал дону Консейсау по руке. – Ну не расстраивайтесь. Бывает. Дать вам носовой платок?
Дона Консейсау затрясла головой, разбрызгивая слезы. Ее щеки дрожали, как хорошо застывшее желе.
Что-то коснулось ноги инспектора. Он наклонил голову и увидел невероятно пушистую кошку.
– О! – сказал Витор Обадия, присаживаясь на корточки. Он обожал кошек. – Ваша кошка? Как ее зовут?
– Кисочка, – сказала, сморкаясь, дона Консейсау. – Сын с помойки принес, уже давно. Вот такусенькая была. – Дона Консейсау показала пальцами сантиметров десять. – Думали, сдохнет, а она вон какая выросла.
Полицейский инспектор почесал кошку за ухом. Кошка наклонила голову и пронзительно пискнула. На шее у нее была повязана абсолютно неуместная золотистая ленточка от подарочной упаковки.
Лифт
Героиня, допустим, ее зовут Мария дуз Анжуш, и ее спутник договорились пообедать в ресторане «Король-осьминог». Спутник уже вышел на лестничную клетку и вызвал лифт, а Мария дуз Анжуш еще ходит по дому в одной юбке и босая и ищет свою оранжевую сумку, чтобы вынуть из нее кошелек.
– Ты там скоро? – недовольно зовет спутник, размеренно подкидывая и ловя ключи. – Сколько можно возиться?
– Я не вожусь! – кричит Мария дуз Анжуш. – Я ищу сумку!
Ты возишься! – насмешливо звенят ключи. Ты возишься! Возишься! Ты возишься!
Мария дуз Анжуш закрывает глаза и представляет, как она по одному стягивает ключи с блестящего колечка с кожаным язычком и спускает их в унитаз. Ключи испуганно звякают и замолкают.