И хотя случайности бывают везде, Миша всё равно расстроился:, во-первых, из-за зуба, а во-вторых, из-за того, что солдатам приходится взбираться по стене, где нет даже ручек, а у них не всегда всё получается, и они устают.
— Ты не расстраивайся, — сказал Брыкин. — Ты ещё не знаешь, что могут солдаты.
— Ну, — сказал Миша. — Что?
— Всё. Реки переплывать. Заборы красить. Песни петь. Сапоги чистить. Дома строить. Из пушек стрелять. Всё могут! А ты расстраиваешься…
— И вы можете?
— И я могу. Я только штангу поднимать не могу. Вот чего не могу. — Тут Брыкин посмотрел на часы и сказал: — Идём, Миша, обедать.
После обеда Брыкин сказал, что надо идти принимать больных.
— Каких больных? — сказал Миша. — Тут врач нужен. А вы ведь не врач.
— Врач, — сказал Брыкин. — Солдатский врач. Или, говоря проще, фельдшер. Как кто заболел — сразу ко мне, в санчасть.
Миша даже споткнулся от такой новости.
— Вот это да! — сказал Миша. — Вы и солдат, вы и фельдшер!
Такого от Брыкина, честно говоря, Миша никак не ожидал.
Не успели они прийти в санчасть, как Миша увидел в окно двух солдат, которые шли к санчасти, и один солдат поддерживал другого.
«Уже ранили кого-то, — испуганно подумал Миша. — К Брыкину ведут…»
И только хотел позвать Брыкина, как здоровый солдат сам позвал:
— Эй, Брыкин!
И Миша узнал солдат: это один рыжий брат привёл своего раненого рыжего брата.
«Эх, — огорчённо подумал Миша, — говорил я Брыкину: нельзя лазать по стене, где нет ручек…»
— Что случилось, ребята? — высунулся из окна Брыкин.
— Ох, Брыкин, — только и сказал раненый.
— С рукой у него что-то, — пояснил второй брат. — На полосе, понимаешь, гранату кинул, а после обеда с рукой у него что-то случилось…
— Проходите сюда, — сказал Брыкин.
Он поправил халат, вымыл руки и насухо вытер их полотенцем.
— Так что у тебя? — спросил Брыкин, осторожно щупая руку.
— Ох, Брррыкин, — снова сказал раненый.
— А ты не рычи, — посоветовал ласково Брыкин. — Не очень-то мы твоего рычания испугались. Верно я говорю, Миша?
«Верно», — хотел сказать Миша, но тут Брыкин как дёрнет руку.
— Ой, ма! — сказал солдат.
Мише показалось, что Брыкин оторвал руку. И солдату, видно, тоже показалось.
— Что же ты, Брыкин, делаешь? — чуть не плача, спросил он.
— А уже ничего, — сказал Брыкин.
Раненый недоверчиво пощупал руку. Рука шевелилась.
— Ох, Брыкин, — сказал он. — Уж не думал, что будет шевелиться.
— Зашевелится, — строго сказал Брыкин.
Тогда второй брат сказал:
— Ты ещё дёрни. Чтоб наверняка было.
— Нет-нет, — сказал бывший раненый. — Достаточно. Спасибо, Брыкин.
Брыкин засмеялся, второй брат тоже, и братья пошли.
— А полосу препятствий они пробежали? — спросил Миша Брыкина.
— Ты у них узнай, — сказал Брыкин. — Пока они не ушли.
Миша побежал за братьями, догнал их и спросил:
— А полосу препятствий вы пробежали?
— Пробежали, — сказал один брат.
— И нигде не запутались?
— Не запутались, — сказал другой брат.
— И в воду не упали?
— Не упали, — сказал первый брат.
— А рука работает? — спросил Миша.
Бывший раненый попробовал:
— Работает!
— В любую сторону?
— В любую!
И тогда Миша с удовольствием спросил:
— Это ведь Брыкин вправил?
— Он, — сказал солдат и покрутил рукой перед самым Мишиным носом. — Чуешь, какая работа!
Миша вернулся в санчасть, прошёлся несколько раз мимо Брыкина, который писал что-то в толстой тетради, а потом остановился и сказал:
— А полосу препятствий они пробежали…
— Вот видишь, — сказал Брыкин. — А ты сомневался… Тогда Миша ещё немного прошёлся и сказал:
— И рука работает…
— А в этом я не сомневался…
Тогда Миша опять прошёлся и сказал:
— Вы, Брыкин, конечно, не такой сильный, но вы, Брыкин, тоже сильный…
— Да, — удивился Брыкин. — Это ты верно сказал.
Тут Миша заметил на столе фотографию и спросил:
— Это кто?
— Сын, — сказал Брыкин.
— Ваш сын? А где он? — удивился Миша.
— Дома, — сказал Брыкин.
— А вы почему здесь? — ещё больше удивился Миша. — Или вы живёте тут близко?
— Нет, — сказал Брыкин. — Я живу там, далеко…
— А кто же ходит с ним в зоопарк? — спросил тогда Миша.
— Мама, наверно, — сказал Брыкин.
— И он с тех пор не спит?
— Почему не спит? — встревожился Брыкин. — Он всегда хорошо спит.
— А как вы уехали. Я, например, всегда не сплю, если папы нет дома… — Тут Миша подозрительно посмотрел на Брыкина и сказал: — А может, вы нарочно уехали?
— Стал бы я от него нарочно уезжать, — сказал Брыкин. — В армию меня призвали, вот я и уехал.
— А вы отпроситесь, Брыкин, — сказал Миша. — Отпроситесь. Скажите, что вам к ребёнку надо. Вас и отпустят. А хотите, я папе скажу.
— Нет, — сказал Брыкин, — говорить ничего не надо. У каждого солдата есть кто-нибудь дома. И если всех отпустят, кто же тогда будет охранять знамя?
Миша подумал-подумал:
— Правда, некому…
И вздохнул.
По дороге к пушкам встретили они Мишиного папу. Мишин папа сказал:
— Я вас ищу-ищу…
— А мы никуда не терялись, — сказал Миша. — Можешь спросить у Брыкина.
— Очень хорошо, — сказал папа. — Тебе надо ехать домой!
— Почему домой? — сразу заныл Миша. — Я пушек не видел!
Но папа сказал:
— Домой.
И едва папа это сказал, как затрубила труба и из домиков стали выбегать солдаты. Миша и не думал, что в таких маленьких домиках спрятано столько солдат.
— Что случилось? — спросил Миша.
— Тревога, — сказал папа.
— Какая тревога?
— Учебная.
Миша посмотрел на Брыкина, но Брыкина на прежнем месте уже не было. Брыкин во весь дух убегал к себе в санчасть.
— Ты куда, Брыкин? — закричал Миша. — Ты куда?
— Что ты кричишь? — сказал папа.
Миша хотел объяснить, но тут раздался такой лязг и грохот, что задрожала от этого грохота земля и Мишины щёки, и Миша поскорее вцепился в папину руку.
«Что это?» — хотел спросить Миша.
И увидел сам:
здоровенные пушки, прекрасные пушки неизвестно откуда выползали на площадь, их тащили огромные тягачи, тягачи были похожи на танки, а пушки — одна на одну.
«Р-р-р-р», — хрипели тягачи.
«Ур-р-р», — урчали моторы.
«Да куда же это всё прятали?» — сам себя спросил Миша.
В это время из знакомого домика вынесли какую-то длинную штуку, завёрнутую в чехол. Нёс её Мишин знакомый Лёша.
«Знамя», — догадался Миша.
Чехол был зелёным.
Тягачи были зелёными.
Пушки были зелёными.
Солдаты были во всём зелёном.
«Защитный цвет», — вспомнил Миша.
Открылись огромные ворота в заборе, и поползли туда пушки, а за пушками — солдаты на машинах, а за солдатами — полевые кухни, а за ними — ещё машины. Зачем они — Миша не знал.
Миша дёрнул папу за руку и крикнул:
— Брыкин где?
— А? Что? — тоже крикнул папа.
— Брыкин!
Но папа только показал на свои уши: не слышу, мол.
И тут Миша сам увидел Брыкина.
Брыкин в каске.
Брыкин с автоматом.
Брыкин с санитарной сумкой на боку садился в машину.
— Брыкин! — закричал ему Миша. — Брыкин!!!
Да разве услышишь, когда такой шум?
— Папа, — жалким голосом заныл Миша, — папа, покричи Брыкина… Мне надо ему сказать…
— Что? А? — спросил папа.
— Брыкина! — крикнул Миша.
Но было поздно: машина, в которую сел Брыкин, поехала.
И когда скрылась за воротами последняя пушка, на площади наступила такая тишина, что Миша даже поковырял в ухе.
— Что ты хотел сказать? — громко сказал папа, всё ещё думая, что на площади не тишина.
— Про Брыкина, — тоже громко сказал Миша и опять поковырял в ухе.
— Ты мне скажи. Я ему передам.
А Миша и сам не знал, что хотел сказать Брыкину.
«Спасибо» — наверное, за то, что ходил с ним Брыкин целый день.
«До свиданья» — наверное, потому, что неизвестно, когда они ещё увидятся.
«Привет вашему сыну» — который находится где-то дома, и Миша не знает даже где.
И ещё многое хотел он сказать Брыкину.
Да разве скажешь всё?