Любителям тишины и птичьего пения приходится забираться в лес подальше и поглубже: чуть ли не на пять километров по берегам Тавры звучит музыка, раздается стройное и нестройное пение, слышатся крики купающихся и шлепанье по мячам.
Карасевы расположились неподалеку от реки на уютной площадке, затененной кружевной зеленью дубов и кленов. Оставив "Москвича" под надзором Федора Ивановича и Анны Степановны, Леонид, Наташа и Зина пошли в глубину леса. Впрочем, Наташа скоро ушла, по ее словам, для того, чтобы посмотреть, как играют в волейбол команды механического и сборного цехов.
Оставшись вдвоем, Зина и Леонид некоторое время молчали.
- Здесь хорошо. Верно, Зина? - сказал, наконец, Леонид и взял ее за руку. Я хотел поговорить с тобой, Зина. Что с тобой случилось? Почему ты не заходишь к нам и стала такая... холодная? ;
Рука Зины была неподвижна.
- С чего ты это взял?
Спросила медленно, лениво, без волнения. "Разговаривает так, точно отвязаться от меня хочет", - подумал Леонид.
- Молчишь все время, точно думаешь о чем-то, чего сказать не хочешь. Раньше ты мне обо всем говорила.
- Какая была, такая и осталась.
- Нет... Помнишь, когда я собирался ехать за машиной, мы мечтали о прогулках, о поездках? О том, что побываем в Москве, на Кавказе... Ты сама предлагала заехать куда-нибудь далеко-далеко в лес и там, у реки, прожить вдвоем целую неделю Ты не забыла? Помнишь?
- Помню... Ребячество все это...
Мягкая рука Зины по-прежнему неподвижна и, может быть поэтому, кажется холодной. Леонид отпустил ее. Так и есть: Зина почувствовала облегчение.
- Ребячество! - повторила она. - Несерьезно, скучно, глупо... Ну, прожили бы неделю, а дальше? Леонид не скоро нашелся.
- Эту неделю мы были бы счастливы, а потом.. потом о ней осталась бы память на всю жизнь.
- И только?
- Чего же ты хочешь от жизни, Зина? Что нужно для того, чтобы ты была счастлива?
- Не знаю.
Леонид заметил, что Зина старается не встречаться с ним глазами. Помолчав, сказал:
- Ты очень переменилась и... больше не любишь меня.
- С чего ты взял? Ты мне по-прежнему нравишься...
- Но...
- Почему "но"?
- Я чувствую по твоему тону. Ты хотела сказать: "Ты мне нравишься, но..."
Глаза Зины впервые встретились со взглядом Леонида, и она тотчас же их опустила.
- Ты выдумываешь, я не собиралась говорить никакого "но", по если ты хочешь, скажу... Последнее время я много думала и решила, что до сих пор мы были очень глупыми. Мы мечтали, не зная, о чем мечтаем...
- Я прекрасно знал: я мечтал о тебе. Зина пожала плечами.
- Опять одно и то же! Я говорю о жизни, о том, как построить жизнь.
- Разве мы не можем ее хорошо построить?
- Конечно, можем! Ты будешь, как вол, работать в цехе, я тоже буду работать, а придя домой, стирать... В голосе Зины прозвучала нескрываемая ирония.
- Подожди... А Дворец культуры, а хор?.. Отец у меня умный и добрый, и мать очень добрая. И товарищи... Зина пожала плечами.
- И все завод да завод: резание металла, расточка, сверление, нарезка, шлифовка, выполнение норм. Боже, как все это надоело!.. И будем мы с тобой жить "по утренней смене, по первой сирене"... А ты, наверно, про меня думаешь: "...но девушки краше, чем в Сормове нашем, ему никогда и нигде не найти".
Отрывки песни Зина пропела, насмешливо их пародируя.
- Зина!
- Ты возмущён? Я и забыла, что Федор Иванович и ты - пламенные патриоты завода!.. Послушай, Леня: неужели тебе не нравится никакая другая девушка, кроме меня? Такая, которая согласилась бы ездить и целоваться с тобой в машине? Думаю, что охотниц нашлось бы порядочно. Тем более, что у вас свой дом, ты хорошо зарабатываешь...
Даже не смысл, а холодный, циничный тон Зининых слов испугал Леонида. Мелькнула мысль: Зина - артистка, может быть, притворяется? За этой мыслью другая:
Зина ли идет рядом с ним? В поисках разгадки заглянул ей в лицо, но ответного взгляда не встретил.
- Ты подумай об этом, Леня. Серьезно подумай.
- Зина!
- Да, я - Зина! - И, проведя полной рукой по пышным белокурым волосам, Зина сказала холодно и спокойно: - Наша любовь - детская глупость. Не будем больше о ней говорить.
Леонид остановился, Зина прошла несколько шагов вперед и повернулась к нему.
- Я пойду туда, - сказала она, показывая рукой в сторону, откуда неслись звуки музыки, - А ты... ты подумай...
3.
Некоторое время Леонид, ни о чем не размышляя, шел по лесу. Куда шел - сам не знал. Ему хотелось уйти от людей, но люди были повсюду. На первой же лужайке он наткнулся на компанию из нескольких человек - молодых ребят-строителей, живших в общежитии. Расстелив на траве чей-то плащ, они играли на нем в карты. Под деревом стояли бутылки, консервные банки, вокруг валялись комки промасленных газет. Слышалось шлепанье карт и приглушенные возгласы, пересыпанные руганью.
Леонид круто свернул в сторону и зашел в густую заросль орешника. Через двадцать метров увидел лежащего на земле парня в расшитой рубашке-украинке. Кто он - узнать было невозможно: лицо скрывала соломенная шляпа. Рядом с ним, поджав под себя ноги, сидела девушка - мастерица "Плюшевой игрушки" и, тихонько трогая струны гитары, подбирала песенку из "Верных друзей".
Забравшись еще глубже в лес, через полсотни шагов Леонид попал во владения новой компании, мирно беседовавшей вокруг богато накрытой клеенки. Хотел обойти, но его окликнули. На низкой лесной траве сидели и лежали несколько мужчин уже далеко не молодого возраста. Некоторых из них - главного бухгалтера, закройщика, художника и кладовщика фабрики "Плюшевая игрушка" Леонид встречал на улицах поселка раньше.