При воспоминании о матери перед глазами вставала картина на погосте. Стоял хмурый, колючий, морозный день. Наталья смотрела на яму, куда опускали гроб и не верила, что все происходило на самом деле. Странная, неестественная тишина окружала. Голова мутная, как во сне. Не помнила, что было до того, и как здесь очутилась. Подняла глаза оглядеться с искоркой отчаянной надежды - вдруг это действительно сон.
Она находилась где-то в незнакомом месте. Огромное, ровное, белое поле расчерчено оградками на квадраты, внутри которых горбики могил. От занесенных снегом памятников виднелись лишь верхушки, которые как бы вырастали из сугробов. К их навек замершей компании с краю прилепилась могила матери - самая свежая. За ней кусок пока пустого, кладбищенского поля, по которому крутила поземка.
Далее обрыв и широченный овраг, на дне которого посверкивал незамерзший ручей. Далеко вдали - на другой стороне оврага виднелись под снежными шапками деревянные дома-избушки какого-то чужого поселка.
Горелки - вспомнилось Наталье. Название это для иваньковских давно стало нарицательным: когда разговор заходил о покойниках, говорили не "умрешь, отнесут на кладбище", а "умрешь, отнесут в Горелки".
Ни одного человека между домов не видно. Как вымерло кругом.
Вид того неживого поселка и этого пустого поля, терпеливо ожидающего новых захоронений, пронзил Наталью ощущением собственной покинутости. Никому-ненужности. Никчемности существовать. Важная часть ее самой умерла. Остался лишь холод и неприкаянное одиночество.
Захотелось остаться здесь. И не шевелиться. Не дышать. Умереть на месте, чтобы не страдать. Чтобы не возвращаться. Потому что некуда - она теперь бездомная. Потому что зачем ей дом - без матери? Как она будет без нее? Невозможно... Наталья раньше не задумывалась, насколько дорога была мать. Никогда себя одинокой не представляла. Не то, что без мужа - а в прямом смысле, без никого. Совсем одинокой - ни поговорить, ни посоветоваться, ни чаю вместе попить...
Очнулась от стука по дереву. Увидела грязного цвета землю на могильном холме. Венки, перевязанные лентами с золотыми надписями: от завода, от коллег, от дочери. Не сразу дошло, что "от дочери" - это от нее. Стояла, не соображая. Слушая студеный, заунывный ветер в ушах. По дороге домой сокрушалась: как же она мать одну в поле оставила, ей же там холодно будет...
В квартиру вошла неуверенно, как к чужим. Повсюду лежали вещи матери: вот в прихожей на трюмо платок зимний, пуховый, вот шарф. Вот толстые рукавицы, мать сама вязала. Валенки с пятками, подбитыми кожей. Черное, форменное пальто, которые выдавали контролерам бесплатно в качестве рабочей формы. Очки на газете. Будто она только что сидела в кресле и ненадолго вышла.
Показалось странным: вещи остались, а человека нет. И не будет. Так не должно. Неправильно. Она не должна была уходить и оставлять Наталью одну в жизни. От острой жалости к себе сдавило горло. Вечер она проплакала. На следующий день вышла на работу. Хоть и дали ей неделю отгулов - невыносимо было дома сидеть. Напевать песенки с детьми не смогла, горло перехватило, певческий голос пропал. И с тех пор не восстановился.
Юрий не звонил, не приезжал. Скорее всего не знал о ее несчастье. Последний раз они собирались вместе втроем в однокомнатной квартире Натальи Николаевны на ее предыдущий день рожденья - четвертого ноября. Юрий торжественно открыл бутылку шампанского и спрятал пробку в карман - для коллекции. У него хобби их собирать.
Разлил по фужерам, сказал тост. Потом мать ушла спать на кухню, а Наталья с Юрием еще долго сидела за столом. Он увлеченно рассказывал о работе, новшествах, которые придумал. В частности - переименовать завод. Из простого "Иваньковского механического" в "Иваньковский опытно-экспериментальный механический" завод.
- Звучит по-другому, правда? Гораздо значительнее, - говорил с гордостью Юрий. "Гораздо" - его любимое слово, вставлял когда надо и не надо. Наталье нравилось. Казалось - звучит интеллигентно, по-московски.
- Правда, - кивала она, невесело улыбаясь.
Ему было чем гордиться. Вырастил детей, несколько раз женился, каждый раз на девушке моложе предыдущей жены. Сделал карьеру, похвалился, что скоро переведут начальником сектора, если завистники не помешают. Но нет, не должно сорваться. Для положительного решения он подключил родственников жены, которые сидят в вышестоящем министерстве. С такой тяжелой артиллерией место ему обеспечено.
Выглядит Юрий для своего возраста - едва за пятьдесят - отлично, и как мужчина совсем не ослабел. Наверняка, кроме Натальи, имеет любовниц по месту жительства, или по месту командировок, он же не только в Иваньково ездит.
А она? Что она поимела от жизни? Какую мечту осуществила? Какой надежде подарила крылья? Что интересного будет вспомнить, когда придет время умирать?
Тоска, тоска и тоска. Годы пролетели, а ничего стоящего не случилось. Раньше ждала чего-то, Нового года, дня рождения, волновалась, прихорашивалась у зеркала. А сейчас глядеть на себя неохота. Приличного мужчину так и не встретила. Поступали иногда предложения переспать и разбежаться до следующего раза, все - от женатых мужчин. Тот же директор завода не раз предлагал, да как-то неудобно ей было - с двоими. Не хотелось Юрия предавать. А он...