- Его студить нельзя. Надеюсь, ничего страшного?
- Ерунда одна. Все пройдет. - Я огляделся и поздоровался со всеми другими присутствующими.
Здесь оказался Геннадий Федорович, шеф Артемия, которого я помнил еще по фирменному поезду. Один из "академиков". Тот самый, который никак не среагировал на мой клич: "Академики, в ресторацию!" Не нашел я тогда поддержки в его душе. Два незнакомых человека. Ну и, конечно, Афиноген Каранатович, вырядившийся как на свадьбу, но немного сумрачный и тихо взволнованный.
- Ну, все, кажется, собрались? - спросил Геннадий Федорович.
- Все, - ответил Афиноген.
- Начнем?
- Сейчас... Одну минуточку, - попросил Афиноген и начал что-то искать. Я понял, что он отдает эту "минуточку" мне, чтобы я хоть немного поговорил с Артемием.
- Читал, Федор, читал твой роман, - сказал Мальцев.
- Повесть, Артемий, повесть.
- В рукописи-то был роман. Ведь это я был первым читателем "Фирменного поезда".
- Хорошо, что я его тогда тебе отдал. Ход получился. А сам бы я ничего не смог пробить.
- Ну, когда нами заинтересовалась наука, твой роман понадобился и как подробнейший протокол событий, что ли, в нашем поезде. Так что, как только ты его написал, так тут же, можно сказать, стал писателем.
- Не стал я еще писателем, Артемий... Ладно. Сам-то как живешь? Как Инга? Дети?
- Инга молодец. На повышенную, правда, уже не вытягивает, но все равно молодец. А дети растут. Сашка в третий класс ходит. Валентина в детский сад. А Мишеньку еще в ясли носим... О! Тут у нас такая история с квартирой была! Ошибка произошла. Но об этом коротко не рассказать. После поговорим. Крутимся, по правде говоря, как белки в колесе. Едва вырвался в Фомск.
Упоминание о квартире и ошибке с этой квартирой меня заинтересовало. Я уже точно знал, о чем напишу рассказ, название даже придумал: "Квартира площадью тридцать восемь кубических метров".
- Ты, Артемий, извини, - сказал я, - но все же как здесь-то оказался? В комиссии?
- Я уже говорил, что наши дороги переплелись навечно. С Иваном я буду полгода работать. Я ведь в Марграде ломаю голову над проблемой параллельных пространственно-временных миров. Это очень близко связано с темой Ивана и очень отдаленно, но все же имеет отношение к нуль-упаковке. Да и встретиться хотелось. И с Афиногеном Каранатовичем, и с Иваном, и со Степаном Матвеевичем. Ты-то с ними связь поддерживаешь?
- Редко, Артемий. Редко. Слышал, что Иван надеется как-то облегчить страдания Степана Матвеевича. Тот ведь так все и путешествует во времени...
- Знаю. Этим мы с Иваном и займемся. А ты-то, Федор, как в эту комиссию попал?
- Да нет. Я не в комиссии. Я просто. Афиноген Каранатович попросил прийти.
- В поезде ведь только Семен и Валерий Михайлович могли проникать сквозь нуль-упаковку. Неужели и у тебя получилось?
- Нет. Я не пробовал. Но зачем-то Афиногену Каранатовичу понадобился. Верю я, Артемий, в Афиногена Каранатовича. И в его открытие верю. В картины. Ты вот не видел... Я вообще в него верю.
- Ну, поговорили и хватит? - спросил Геннадий Федорович.
- Не к спеху, - подал басом Афиноген.
- Нет, нет, давайте, - заторопился я.
- Итак, -тоном конферансье возвестил Мальцев. - Нуль-упаковка!
- Скорее, нуль-прорисовка, -поправил его Афиноген.
- Как! - воскликнул Геннадий Федорович. -Уже нуль-прорисовка. А как же с нуль-упаковкой?
- В общем-то, это две разновидности одного и того же явления, объяснил Афиноген. - И то и другое в экспериментах не повторяется. В этом вся и беда.
- Вот именно, - сказал один из членов комиссии. - В науке основное для каждого феномена - повторяемость.
- Да, да, - подхватил другой. - Вот и полтора года назад бились, бились с этой нуль-упаковкой, а ничего не нашли, хотя читали потом отчет о событиях в фирменном поезде "Фомич". Да ведь и в самом поезде эффект сначала был, а потом исчез!
- Ко времени моего прибытия, - подтвердил "академик", - феномен уже не наблюдался.
- Это не физический феномен, - сказал я. - Это психофизический феномен.
- Вроде телепатии, что ли? - не поверил первый член комиссии.
- Про телепатию ничего не могу сказать, - сообщил я.
- Лженаука! - подтвердил Геннадий Федорович. - Давайте ближе к делу.
Афиноген, как и вчера, отодвинул в сторону мольберт с холстом, не тронутым кистью. Все подошли поближе, стараясь, правда, не загораживать при этом свет. В стене сарая находилась дверь. Дверь как дверь. Коричневая, с косяками и стандартной ручкой. И даже номер был прибит: 137. Ничем не примечательная дверь, кроме одного: в дощатой стене этого сарая она была неуместна. Все молча смотрели на дверь, не прикасаясь к ней руками.
- Войти в нее надо, - сказал наконец Афиноген.
- Если надо - войдем, - пообещал Геннадий Федорович и взялся за ручку двери.
Но только никакой ручки двери здесь не было! Рука его схватила пустоту.
- Что такое? - удивился Геннадий Федорович. - Голографическое изображение?
- Нарисовано, нарисовано это, - отчего-то волнуясь, сказал я. - Вы еще не видели картин Афиногена Каранатовича.
- Ну и что, что не видели? - сказал один из членов комиссии. - Картину от настоящей двери я еще могу отличить. - Он тоже попытался открыть дверь.
И все другие по очереди провели опыт. Когда у всех не получилось, Афиноген взял дверь за косяки, легко оторвал ее от стены и развернул боком. Это действительно оказалось картиной, нарисованной в натуральную величину на холсте.
- Искусство, - сказал Мальцев.
- Да, несомненно. Но мы ведь здесь не ради искусства. У нас совсем другие задачи, - напомнил Геннадий Федорович.
Афиноген снова поставил картину таким образом, что она стала обычной дверью, и сказал:
- А вот Федор Михайлович войдет.
- Федя! - испугался Артем. - Ведь она сработана... э-э... нарисована...
- Я сейчас объясню,- начал Афиноген. -За этой дверью расположена жилплощадь для писателя-фантаста Федора Михайловича Приклонова. Комната для его тещи, дочери, спальня-кабинет...
- Зал для приемов, - иронически вставил "академик".
- Нет, зала нет. Кухня и прочее. Я хочу, чтобы Федор Михайлович наконец получил возможность работать нормально. Может, ему и подарят настоящую квартиру, да только когда это будет, а ему уже сорок два года. Быстро время бежит.
- И вы хотите убедить меня, что это не бред? - спросил "академик".
- Это не бред, - ответил я за Афиногена. Я ничего не знал про нуль-прорисовку да этого момента, но я верил Афиногену. - Это не бред. Это фантазия. Я и сам не понимаю, в чем здесь дело, но это есть, есть!
- Есть, Федор Михайлович, - подтвердил Афиноген.
А я вспомнил весь тот ад, который представляла моя теперешняя квартира, тихий, без ссор и ругани, тесный, тоскливый, невыносимый. Себя, живущего уже на пределе; жену, махнувшую на все рукой и не верящую ни в какие изменения к лучшему; дочь, которой молодость и свои особые заботы позволяли еще радоваться жизни и не замечать тесноту; тещу, семидесятилетнюю старуху, больную, уставшую, которая даже не представляла, что можно жить в отдельной, тихой, не проходной комнате. Вспомнил я и все эпопеи получения квартир, последний разговор с Главным распорядителем абсолютными фондами... И мне так захотелось уйти в другой мир, благожелательный, уютный, красивый, просторный... так захотелось, что я, сам того не замечая, протянул вперед руку, ощутил твердость железной ручки, потянул ее на себя. Дверь заскрипела, но не очень, чуть-чуть, самую малость, и я перешагнул порог.
Большая квадратная прихожая. Направо - кухня. Я открыл уже настоящую дверь. Кухня была раза в два больше, чем в моей квартире. Здесь стояла электрическая плита, в углу от пола до самого потолка - встроенный шкаф для посуды. Я покачал головой и вышел в прихожую. Прямо вела стеклянная дверь в большую комнату площадью метров двадцать с большим окном и лоджией. Налево из прихожей и чуть назад - комната метров шестнадцать, рядом еще одна метров десять квадратных. Дальше из прихожей шел коридорчик с тремя встроенными шкафами и антресолью. Санузел и рядом маленькая комнатка метров в шесть квадратных. Это и был мой кабинет. Здесь уже стоял полуразвалившийся секретер с рукописями и книгами, надстроенный до самого потолка. Тяжелый стул. И больше ничего. Я сел на стул и ласково начал трогать свои папки, не развязывая их. Я и так очень хорошо знал, что в них было.