— Ну-ну! — пригрозил ей постерунковый.
— Чтоб глаза ваши света не видели… Нелюди вы…
Увидев возле двора людей, Текля осмелела еще больше. Она выбрала момент, когда Хаевич загляделся на что-то, подскочила и выхватила свое добро. Солтыс от неожиданности выпустил полотно, оно расстелилось извилистой дорожкой. Жилючиха рванула его, еще больше раскатала по двору.
— Не дам! — кричала она. — Люди!
А женщины словно только того и ждали — бросились к подводе, хватали каждая свое. Полицейские оставили Теклю, вернулись к подводе, но угомонить крестьянок уже не могли. Те хватали, рвали и со всех ног бросались наутек. Откуда-то взялось и несколько мужчин.
— Гони! — крикнул солтыс ездовому и ударил коней.
Добрые, из графской конюшни, вороные рванулись, задрав головы, понеслись по широкой улице. На подводу едва успел вскочить один из полицейских, другие — экзекутор со свитой — остались.
Кто знает, чем бы это все кончилось, если б ко двору, где все еще стоял народ, не подъехал Андрон.
— А ну, поворачивай! — крикнул на него Хаевич. — Поворачивай, говорю! — и замахнулся палкой.
Жилюк отклонился, и удар пришелся ему по плечу.
— В чем дело, пан солтыс? — побагровел Андрон. — За что? — И недолго думая хватил старосту кулаком.
Хаевич увернулся и в следующее мгновенье бросился на Жилюка. На помощь ему подскочил постерунковый. Андрону скрутили руки, связали его же кнутом, кинули в полудрабок, где все еще сидел, держа вожжи, Андрей. Все произошло так быстро, что никто из крестьян не сообразил, что делать: отбивать Андрона или спасаться самому? Только Текля рвалась к мужу, бросалась к экзекутору, к солтысу, к полицейскому, приговаривая: «Ой, что же это будет?.. За что же? Детушки мои! Степан, Павло… Защитите же его! Люди! Слышите?..»
Ее били по рукам, по голове, по лицу, а она лезла, кричала, умоляла, проклинала. Крестьяне хотели было заступиться, но Постович вынул пистолет, пальнул в небо раз-другой, и толпа расступилась. Хаевич вырвал у Андрея вожжи, столкнул хлопца, и экзекуторы, прихватив полотно, — с рядном Яринка успела-таки спрятаться, — помчались в постерунок.
Награбленное сложили в одной из комнат постерунка, для скотины же графский управитель отвел половину конюшни. Лошадей разместили вместе с коровами и телками, а поросят, овец загнали в старенький хлев, стоящий на отшибе. Никогда еще в графском дворе не было такого шума! С самого утра, как только начали сводить туда скотину, над фольварком стоял сплошной рев: жалобно мекали овцы, верещали, роя землю, голодные поросята, тревожно мычали коровы… Только лошади, эти мудрые, нетребовательные работяги, молчали. Спокойно бродили по конюшне, тыкались мордами в пустые ясли, выискивали остатки панского оброка. Им было все равно, даже хорошо: никто не запрягал, не бил, не пинал в живот… Известно, лучше было бы на лугу или в лесу, но что же делать? И лошади молча подходили к настежь открытым дверям, из которых, однако, не выйдешь, потому что мешала перекладина, полными печали глазами смотрели на непонятный мир…
А мир между тем жил своей обычной жизнью. Вечером около постерунка собрали сход. Кто пришел, кто нет, — солтыс не стал ждать.
— Так вот, — вышел он на крыльцо перед хмурой толпой. — Кто хочет вернуть свое добро, пусть платит половину податей, а завтра утром на сенокос.
«Сенокос! Вот что волнует панов. Ну-ну…» Впрочем, молчали, рта не раскрывали.
— Ну как? — не терпелось Хаевичу. — Что молчите?
— Где Андрон? — послышалось. Все обернулись на голос. — Зачем взяли человека? — Проц, высоко подняв голову, смотрел поверх фуражек и платков на солтыса.
— А тебе что? Может, соскучился?
Крестьяне зашумели:
— Выпустите человека!
— Это наше дело, — огрызнулся Хаевич.
— И наше…
— Думайте лучше о себе.
— Вот мы и думаем. Выпустите.
Проц, а за ним еще несколько крестьян пробились к крыльцу.
— Вы же его первый ударили.
На крыльце появился Постович.
— Куда лезете? А ну, отойдите!
— Позвали — так и лезем. Где Жилюк?
В голосах появились угрожающие ноты. Хаевич немного сбавил тон:
— Здесь он. Где же ему еще быть? Переночует, заплатит штраф, чтобы знал, как поднимать руку на власть, и отпустим.
— Сейчас отпустите!
— Я уже сказал, ничего с вашим Андроном не станется… Так вот, слышали наше решение? Половина долга и на сенокос, — повторил Хаевич. — А нет — все продам.
Он повернулся, исчез в помещении. Скоро оттуда вышел еще один полицейский.
— Айда по домам! — крикнул Постович. — Расходитесь!