А он… Кое-как побегал четыре зимы — и хватит, сказал отец… Год за скотом ходил. Еще одно лето батрачил у пана. Теперь здесь почти год.
— Ты словно молишься, — сказал, ковыляя мимо, графский повар. — Каждое утро выстаиваешь.
— Солнце…
— Ну и что?
— Но оно — восходит.
— Ну и пусть себе восходит.
Нет! Нет, нельзя быть к этому равнодушным. Солнце несет с собою жизнь. Когда-то с ним придет настоящий праздник. И скоро уже. Он слышал об этом от верных людей, даже сам читал… Андрей спохватился: не сказал ли чего? Не услыхал ли кто его мысли? Но нет. Дед Миллион вон уже где, и повар пошел своей дорогой. Обернувшись, крикнул:
— Кости там собери!
Андрей снял одежду, повесил на гвоздь. Собаки, зачуяв его, заворчали. «Потерпите, леший вас не возьмет…» Захватив плетенку, пошел в кухню. «Не разорвет их — столько жрать», — думал он, подбирая жирные кости. А это что такое? Андрей не верил своим глазам: между костями лежал добрый кусок свежего мяса. «Что за холера? Нарочно подкинули, чтобы проверить меня, или как?» Он выпрямился, оглянулся, — на пороге стояла и улыбалась ему Марийка.
— Бери, Андрейка, не бойся, — подойдя, прошептала она. — Это я положила.
Марийка на голову ниже. Потому, когда смотрела на него — чуть снизу и как-то взволнованно, — большие, красивые глаза ее становились еще больше.
— Зачем? — не отрываясь от ее глаз, спросил Андрей.
— Возьмешь домой.
Чего она хочет? Чтобы потом обоих прогнали? Нет, ему эти пятнадцать злотых, которые получает ежемесячно, дороже куска мяса. Хоть и самого лучшего… Он не вор, чужого ему не надо. Вот заработанное, кровное — отдай!
— Никто не увидит, — горячо дышала ему в лицо Марийка. — Бери, у них хватит… — Она быстро положила мясо в корзинку, прикрыла костями.
Андрей хотел было вынуть, но вошел повар.
— Ну, неси уж, неси. Нечего тут, — забормотал он. — Да не мешкай: воды-то нет. — Видя, что хлопец сам не поднимет, бросил Марийке: — Помогла бы!
Та словно только этого и ждала. Мигнула Андрею, легко ухватилась за ручку — корзинки на кухне словно и не было.
«Куда же его теперь девать? — раздумывал Андрей, нося воду. — Может, и правда взять? Яринка вон как ослабела, — хоть немножко окрепнет».
Он так и не решил, что делать с этим мясом. Наносил на кухню воды, нарубил дров и принялся наводить порядок на псарне. Собаки были раздражены, рвались с привязи, рычали, аж пеной брызгали… Некоторые впивались зубами в метлу, которой Андрей подметал, готовы были разодрать ее. «Может, мясо почуяли», — подумал Андрей и выставил плетенку за дверь.
…Солнце досушивало покрытые за ночь росой соломенные стрехи, когда в покоях графа Чарнецкого зашевелились. Первой это услыхала чуткая к панским капризам прислуга и бросилась в комнаты, откуда уже неслись призывные голоса или звон колокольчиков. Длинные, слегка затененные коридоры наполнялись спешными шагами, запахами свежего кофе, жареного, свежих яблок.
— О, уже забегали… Бесово гнездо уже проснулось, — пробормотал дед Миллион. — Ты с ними не очень, — обернувшись, кинул он Андрею, подметавшему у дверей. — Ишь как расходились.
— Словно ошалели сегодня.
— Да. Панам шутки, а мужику слезы. — И Миллион потопал дальше — ему полагалось сейчас несколько часов отдыха.
Во дворе появились господа. Заспанные, с обрюзгшими лицами, панычи вяло потягивались, зевали, разминались. У каждого за плечом небрежно болталось ружье. Услыхав людей, еще сильнее забеспокоились собаки.
— О, псы нынче лихие!
— Не терплю дохлых!
Двое уже выпивших господ подошли к псарне.
— Мне… Слышь ты, лайдак?! Мне самого быстрого! Злотый получишь. — Стройный, вышколенный, но еле державшийся на ногах офицер повертел перед глазами Андрея злотым. — Вот!
— А пан Юзек хорошо стреляет? — спросил офицера его напарник.
— О! — Юзек сорвал с плеча ружье и стал шарить глазами, куда бы прицелиться. Вдруг взгляд его остановился на старой, засыхающей липе, которая чернела в конце графского сада большим аистиным гнездом. — О! — загорелся паныч: в гнезде стоял, откидывая назад голову, аист.
К псарне подошли еще несколько гостей.
— Пан Юзек уже охотится? — обрадовались они затее офицера.
— А ну, прицельтесь.
— Да где там?
Паныч обернулся, блеснул вдруг ставшими злыми глазами и, ничего не сказав, поднял ружье. Андрей, который до сих пор молча наблюдал, не удержался.