И я не хотел думать, что всё это пишет лысый мужчина. Он сидит в трусах на кухне, пишет и хохочет. Как иногда я сам, ночами.
В той своей страсти я был безжалостен. Я обрушил ей на голову тысячу подвигов и мешок интригующих писем. Это была настоящая любовь с применением интернета.
Так считал я, поскольку не знал ещё про волшебный портал Стихи. ру. Там жестокие люди дарят друг другу поэзию. Ужасное место.
Со стороны они все прохладны как медузы. Но внутри у них кипит и клокочет. Поэты каждый час помирают, но тут же воскресают для новых связей. Доны Хуаны и Отелло. И Джульетты, по женской линии.
Например, поэт Петров, влюбился в девушку Леру. Прямо на глазах у других пользователей.
Как поэт, он был хороший человек. Но как мужчина, оставался несколько женат.
Лера целый месяц ждала от него решений по поводу этой неприятной кляксы в паспорте. Не дождалась и ушла к холостому композитору с другого сайта. Петрову же посвятила утешительный сонет. Так Петров узнал, что он милый и обязательно влюбится ещё, потом.
Он преподавал в школе какую-то ахинею под видом биологии. Как педагог, Петров представлял собой огромный дымный шлейф плачущих женщин. И вдруг, Лера ушла. Петров не скрывал, что расстроен. Его сайт разбух размышлениями о женском вероломстве. В хлёстких ямбах он обличал Лерины глаза, пальцы и походку. Если выражать языком математики, выходило: глаза + пальцы + походка = жестокий обман.
Так Петров узнал: упреками женщину не вернёшь. Им совесть в любви вообще не указка.
Тогда он спланировал вызвать ревность. От лица выдуманной поэтессы Светланы стал писать себе дифирамбы. Светлана получилась сексуально голодная. Всё вспоминала какую-то ночь. Петров отвечал ей (то есть, себе) многозначительно, что да, было неплохо. Особенно, на кухонном столе.
Такой роскошный пиар дал побочный эффект. На Петрова залипла совершенно лишняя поэт Ковалёва, математичка из его же школы. Она посвятила Петрову цикл игривых куплетов «Приди и содрогнись».
Петров погряз в переписке. Он кокетничал за себя, за Светлану и ещё отбиваться от Ковалёвой. Триста Петровских подписчиков замерли в ожидании развязки. От напряжения куртуазный Петров стал путать женские и мужские глаголы.
Леру заинтересовал этот гендерный полиморфизм. Поскольку она была умной, а Петров всего лишь красивым, Лера взломала его страницу. (Никогда, никогда не берите в пароли слово «пароль».)
И выложила иронический стих о природе отношений поэта с самим собой. Стих призывал Петрова и Светлану скорей уже переходить от поэзии к ощупыванию. Тем более, что в любви к самому себе Петрову даже контрацепция не понадобится, а только гибкость. Если на каком-то этапе его заклинит, стих обещал потом всем народом разогнуть поэта.
Приходит Петров, видит ужасный пасквиль. Конечно, ему захотелось мести. В тот миг он бы с удовольствием задушил десяток — другой начинающих женских поэтов. Если б только повстречал.
Он проверил посетителей. Нашёл среди них Ковалёву и понял — это она.
— Сейчас пойду и убью её линейкой три раза подряд — сказал Петров ученикам.
Ковалёва была не в курсе своих поступков. Вдруг ей звонит Петров и глухим голосом зовёт в учительскую.
— Ну, наконец-то! — оживилась Ковалёва.
И полетела скорей в сторону счастья, предвкушая встречу прямо на столе, где бумажные простыни с расписанием уроков и графиками роста успеваемости.
— Боже мой — мечтала она, сбивая на бегу некрупных учеников — завтра вся школа будет смотреть на эти графики, может быть, со следами нашей страсти.
И вот они сошлись.
— Послушай, Ковалёва! — сказал Петров, прежде чем порвать эту пергидрольную кучу на тысячу разноцветных тряпочек.
— Ах, молчи, молчи! — крикнула женщина, и крепко-крепко к нему присосалась. И сдавила Петрову уши с такой силой, что ему показалось — ногами.
Хорошо зафиксированный мужчина очень покладист в любви. Даже если Петров не планировал целоваться, Ковалёва этого не заметила. Через восемь секунд бесполезной борьбы он решил — а что? На ощупь Ковалёва была приятней, чем Ким Бейсинджер в плейбое его детства.
Ну и вот. Мне тоже, обязательно нужно кого-то любить. Особенно, в январе. А то не пишется.
Как Даша сдавала квартиру
Даша сдаёт двушку в колониальном стиле. Ковры, занавески, золотой унитаз, бассейн с пузырьками. Советский кинематограф утверждал, именно так выглядит дворец падишаха.
Восточные люди в восторге. Сначала у Даши жили сирийцы. Улыбчивые, тихие торговцы оружием. Стиралка била их током, люстра роняла на них плафоны. Очень метко, кстати, попадала в макушку. Они всё равно улыбались и хотели ещё снимать.