<p>
Да будет вам покровом пролитая кровь,</p>
<p>
Которая погасит взор предсмертный.</p>
<p>
Вы в свиту предназначены, как Паника и Боль,</p>
<p>
Для ритуала и кощунных заклинаний.</p>
<p>
Плоть жгучая моя одеждой станет вам,</p>
<p>
Страдание – венчальной песней.</p>
<p>
Да будете вы обе пищей мне</p>
<p>
И станете смотреть, оцепенев, как я питаюсь.</p>
<p>
О девы, приготовьте мне мою невесту!</p>
<p>
Елеем умастите трепетную грудь</p>
<p>
И, лоно обнажив, явите же её нагую</p>
<p>
Пред лик мой, обуянный страстью!</p>
<p>
Вот так, девушки мои дорогие, архишоггот поёт своей возжеланной баллады и серенады, так он кружит дух её в вальсе сквозь тьму, сквозь пустые залы упований, вечно внемлющего ужаса, пока наконец не достигнет последней, закрытой комнаты утоления страстей».</p>
<p>
Сколько бы раз подруги не отшвыривали на стол эти страницы, затем, помедлив, снова брали их в руки. Ни Патти, ни Шери не были искушёнными читательницами, однако яркая образность письма заставляла их возвращаться к загадочным строкам в попытках разгадать их потаённый смысл. Даже в самом почерке было что-то зловещее: отточенная, барочная элегантность письма выглядела издевательски нечеловеческой. Высокопарный слог некоторых туманных оборотов рождал живые образы, затягивал в беспросветные бездны ужасающих предчувствий, глубинный гнёт которых могли снести лишь незримые гиганты, что обретаются в придонном мраке.</p>
<p>
Чем больше Патти перечитывала письмо, тем сильнее проникалась пронизывающей строки меланхолией, нежели страхом. Клиент, который написал это, конечно, был тот ещё псих, хотя человек с таким изысканным почерком вряд ли мог причинить реальный вред. Подруги нюхнули по паре дорожек, чтобы прочистить головы от пивных паров, и тело Патти отозвалось с благодарностью; ей стало так хорошо, как не было уже давно. Да, автор письма изъяснялся странными словами, над которыми довлела невероятная мрачность – и всё же, подводя итог, Патти достались самые лёгкие пятьдесят баксов.</p>
<p>
С другой стороны, Шери от случившегося была малость не в себе. Она и пить начала раньше, и дорожек снюхала побольше, чем Патти, так что у неё начали сдавать нервы. Она ещё пыталась шутить и смеяться, но юмор выходил натужный.</p>
<p>
– Вот что тебе скажу, подруга, сегодня я ощутила нечто жутковатое. Знаешь, что именно? Я слышала, типа, музыку. За той дверью... А потом нам всучили это письмо! – И она взмахнула руками над страницами, не прикасаясь к ним, как будто пыталась прогнать паука. – Давай знаешь что сделаем? Давай сегодня переночуем у тебя! Я пойду спать к тебе, типа на пижамные посиделки.</p>
<p>
– А что, будет весело. Только чур не лягаться, если будешь спать со мной, поняла?</p>
<p>
Это была давняя тема для их шуток, и Шери с облегчением рассмеялась. Но её страх, отчаянное нежелание оставаться одной нынче ночью, в свою очередь встревожил Патти.</p>
<p>
Они шли по тротуару сквозь подступающую ночь, пронизанную ярким сиянием автомобильных фар, и обе были так рады обществу друг дружки, что это даже смущало.</p>
<p>
В круглосуточном супермаркете «Сейфуэй» подруги затарились по полной: терновый джин, водка, упаковка с кубиками льда, газировка, ворох пакетиков разного печенья и несколько шоколадок. Приободрившись после закупок, они отправились к Патти домой.</p>
<p>
Патти занимала маленький коттедж, стоявший на участке по соседству с ещё тремя точно такими же, в которых жили какие-то старики. Подруги сдвинули кровать в угол и развалились на прислонённых к стене подушках. Включили телевизор и радиоприёмник, а затем взяли телефонный справочник и принялись названивать людям со всякими странными именами, не переставая бухать, курить, трескать печенье и подначивать друг дружку.</p>
<p>
Запала хватило, пока не кончились припасы, и даже чуть дольше. Вконец утомившись, они уснули спиной к спине, окатываемые волнами приглушённых звуков и пепельно-серым отсветом телеэкрана.</p>
<p>
Они проснулись чудесным солнечным днём; было ветрено и ясно, без смога. Встали за полдень и отправились в кофейню, чтобы позавтракать. Свежий бриз умащал пальмовые листья жирным солнечным светом, Голливудские холмы, серебристо-зелёные от сумаха и полыни, казались парчовыми под безупречной синевой калифорнийского неба.</p>
<p>
За завтраком подруги сговорились одолжить машину и покататься по округе. Но тут в кофейню зашёл Руди, сутенёр Шери. Она приветственно помахала ему рукой, но Патти была уверена, что вскоре об этом пожалела, когда Руди повёл разговор, как Шери с ним повезло, и что у него для неё есть важное поручение на сегодня. Затем с чувством превосходства Руди сграбастал счёт и расплатился за всех. Шери нехотя поплелась следом за ним к выходу, с сожалением махнув Патти рукой на прощание.</p>
<p>
Патти совсем расхотелось завтракать. Она потянула время за чашкой кофе, затем, в конце концов, нехотя вышла на послеполуденную улицу, яркую и нереально цветную, как в кино. Весь окружающий мир и все его обитатели, залитые солнцем, были раскрыты взору. Ясная, беспощадно чёткая картинка, где ничто не могло укрыться. Нет, только не здесь… Но существовали и другие миры, лежащие за гранью обычных человеческих представлений…</p>
<p>
Она поёжилась от ощущения, словно по коже проползла гусеница. Эти мысли у неё в голове как будто были не её мысли. Патти села на скамейку на автобусной остановке, крепко обхватила себя руками, буквально-таки обняла. Она была уверена, что эти чужие мысли были отзвуками тех строчек, которые они с Шери прочитали накануне. Значит, надо выкинуть их из головы! Этот псих задел её за живое, его деньги не стоили того, чтобы читать его гнусную писанину, теперь она постарается всё забыть. Хватает ей своей депрессии и огорчения от неудавшегося выходного вместе с Шери, глупо ещё из-за этого письма расстраиваться.</p>