Четвертым посланником его величества был тот, чье имя заставляло злые слезы наворачиваться на глаза. Элод ре Шейра, проклятый, не побоялся переступить порог дома, хозяевам которого он нанес такое оскорбление. Не прошло и месяца с той роковой ночи, перевернувшим жизни обеим дочерям герцога, как этот рыжий кот явился сюда опять. Стоял чуть поодаль, вроде как бы и не с блистательными господами, а сам по себе. Щурил нахальные зеленые глаза. Этот не носил ни роскошных одежд, ни орденов. Должность не располагала, а, возможно, и прямо предписывала обходиться без излишеств. Простой суконный камзол его даже не был новым, хотя служба у короля наверняка приносила ему немалый доход. Что же он здесь забыл снова?
Остальная разношерстная толпа, если и стоила внимания, то немного. Свита. Сопровождение. Ничего не значащие персонажи, собравшиеся здесь только потому, что не нашли своему времени и силам лучшего применения. Шуму от них было преизрядно, а толку чуть. Лучше бы вышли в сад что ли, а то только подслушивать мешали. Тем более, что речи гостей наконец ушли из вышних сфер в области, куда более интересные для юных дев. Граф Тареи говорил о сватовстве, причем не каком-то там умозрительном, а вполне реальном. То есть, надежды и чаяния отца сбылись хоть в какой-то степени: из самой Ниары к нему прибыли первые лица Алезии просить руки его дочери. Понять бы еще для кого: неужто для принца Эрцэ? Еще несколько месяцев назад подобный поворот судьбы никого в Рингайском замке бы не удивил. Несколько месяцев назад. Но не теперь. С другой стороны, о свалившемся на их головы несчастье ведь пока никто не знает? Ведь может же быть, чтобы все уладилось волшебным образом просто потому, что так случайно совпало? Ведь вряд ли истинный виновник произошедшего лишен чести до такой степени, чтобы хвастаться своей победой при дворе. Дин заволновалась, завозилась в своем укрытии и сама не сообразила, как задела что-то лишнее. Зато поняла, что оставаться всеми незамеченным наблюдателем и дальше у нее не выйдет.
Потому что треклятый гобелен упал на нее сверху, сбивая с ног и заставляя рухнуть нелепым свертком чуть ли не под ноги гостям. Впору разрыдаться от стыда или лишиться чувств. Только первое было глупо, а второго Дин никогда не умела. Быстро выпутаться из тяжелой ткани тоже никак не получалось, а на помощь никто отчего-то не спешил. Небось, если бы в таком неловком положении оказалась Алтанор, эти раззолоченные рыцари локтями бы толкались, стремясь помочь прекрасной даме. Впрочем, завидовать грешно, и, что куда важнее, глупо. Особенно учитывая нынешнее положение сестры.
- О-ля-ля! – произнес совсем близко лишь единожды слышанный ненавистный голос. – А что это тут у нас?
Длинная рука легко распутала складки гобелена и чуть ли не за шиворот извлекла из них наследницу Рингайского герцога. Желто-зеленые, как у дикого кота, глаза изучали ее с немалым интересом.
- Какие интересные зверушки водятся в этом доме. Куда как прекраснее обычных мышей, которых полным полно даже в королевском дворце.
Железную хватку этот человек даже и не думал ослабить, и ворот за который он держал Дин, больно врезался ей в шею.
Она чувствовала, как краска приливает к щекам, как предательски дрожат губы. Нет, она не расплачется на виду у всех, на потеху Элоду ре Шейра, чье лицо было так близко, так беспечно открыто – равно для плевка или удара, нанести которые Дин все равно не имела права. Все, что она могла, это рассматривать лицо своего врага в мельчайших подробностях, запоминая каждую ненавистную черту.
- Господин Шейра, - отец чеканил слова, будто гвардейцы шаги, - будьте столь любезны отпустить мою дочь.
В зеленых глазах сверкнули шальные искры.
- О. Это юное создание и есть ваша дочь? Старшая, я полагаю?
Ворот он отпустил, и Дин отшатнулась от своего обидчика, закашлявшись и схватившись за горло.
- Асдин Зиглинда ре Ринхэ. Принцесса Рингайского дома и моя наследница.
Дин поняла, что всеобщее внимание приковано к ней и только, и поспешно отвела взгляд от фальшивой улыбки Элода ре Шейра. Она никогда не любила быть на виду, как Алтанор, и уж в этот день и перед этими людьми совсем не собиралась так выставляться. Место под старым гобеленом всегда принадлежало ей по праву, и ничего большего она не желала.