- Милый друг, на берхлинцев надо как-то принажать, - безнадёжно бормотал шут. – Ну соври им что-нибудь. Ну пообещай. Нет, зачем врать? Выполним. Как-нибудь.
Виалирр Рихдейр изволил хандрить и, пусть уже начал не только вставать с постели, но и выходить, всё равно видом напоминал скорее призрак самого себя. Слой косметики, которым его величество скрыть чёрные круги под глазами, был такой, что казалось, должен осыпаться при слишком резком повороте головы.
Король опять облачился в чёрное и серебряное и явно собирался скорбеть, страдать и печалиться.
- Терпеть не могу, - хмыкнул шут. – Вот такое твоё состояние терпеть не могу. Эй, взбодрись, милый друг. Ты главный на этом тонущем корабле. Если ты ничего не сделаешь, никто не сделает.
- Я взбодрился, - томно протянул Рихдейр. – Я веду свой флот навстречу неминуемой гибели, а во главе вражеской армады стоит самый непобедимый адмирал всех морей. Напомнить, кто именно?
- Ты его боишься что ли?
Шейра спрыгнул с подоконника и встал за спиной своего короля.
- Брось. Аэльмарэ всего лишь полукровка. Бастард. Ублюдок, как говорят в народе. Что он может? Он ничего не может.
Длинные ресницы Рихдейра затрепетали.
- Он привёл флот. Он взял Архальдин…
- Мы не можем утверждать этого наверняка!
- Можем, можем. Ты видел берхлинцев и слышал их. Они не сомневаются, что Аэльмарэ преуспел. К тому же, если он не там, то где же он? Отчего о нём перестало быть слышно с того самого дня, как его флот вошёл в гавань? Уверяю тебя, Повелитель Моря решил стать и королём всех земель.
Улыбаться.
Шейра должен был, обязан был улыбаться. Подкручивать тонкий ус. Пить вино с видом самодовольного и абсолютно бессмертного мерзавца.
Потому что Виалирр Рихдейр был прав полностью.
Эрихо ре Аэльмарэ вернулся в эти края не для того, чтобы просто повидать родные берега. У него было что вспомнить и от подобных мыслей обычно проливается столько крови. Вопрос был в том – насколько он силён? Если решился сунуться сюда после всего – наверное, чувствовал за собой немалую силу? Что у него было кроме флота и нарастающего в Алезии народного ропота?
Шейра помнил Аэльмарэ. Плохо, но помнил. Книжный червь, тихий, спокойный и вдумчивый обитатель Дворца у Реки. Про него забывали почти все. Про него вспомнили только когда раскрылся заговор – вспомнили жестоко и страшно. И Шейра до сих пор не смог бы с уверенностью сказать, что Аэльмарэ действительно имел к этому заговору отношение.
Берхлинцев король принимал в этот раз в уже не торжественной обстановке. Королевское кресло в арке окна, изящный столик, накрытый для троих – пусть гости знают, что им оказана особая честь. Король и королева Алезии разделили трапезу с этими почти простолюдинами. Элода никто не приглашал, поэтому он собственноручно притащил низкую скамью и поставил у ног Рихдейра.
- Ваше величество, - очень учтиво поклонился берхлинец. – Я думал, что наш разговор состоится без посторонних?
- А где вы здесь видите посторонних? – скривился в брезгливой гримасе Рихдейр. – Это мой шут. Знаете, тот самый человек, который поднимает королю настроение и при котором можно всё. Совсем всё.
- Это я понял, ваше величество, - берхлинец странно сузил глаза. – Верный пёс нас не пугает. Но вот благородная госпожа…
- Благородная госпожа – королева Алезии.
- Прошу меня простить, но уже нет, - новый поклон ещё ниже, а взгляд жёстче. – Благородная госпожа Альтеррина ди Тамерне отныне вдовствующая королева-мать, но не правительница.
- Да как вы смеете? – вдовствующая змея даже не повысила голос, но Шейра почувствовал, как волна холода прокатилась по телу.
- Простите меня, благородная госпожа. Если его величество прикажет, мы будем говорить при вас.
- Сын мой?
- Матушка, - Виалирр Рихдейр томно вздохнул, - вы, разумеется, можете остаться. И, разумеется, я не буду вас задерживать, если у вас вдруг найдётся более важное занятие, чем наши праздные беседы. Разговоры мужчин могут быть неприятны для дам, могут оскорбить ваш слух.
- За долгие годы, что я была королевой, - ответила королева-мать, - эти уши слышали многое из того, что не предназначено для нежных дам. Не беспокойтесь, у меня хватит стойкости вынести любые удары судьбы.
- Кто же говорит об ударах, благородная госпожа? Разговоры, не более…
У них были фрукты и вино, сыр, что зрел в особых условиях в тахеммском монастыре и много-много яда, который пока никто не спешил всыпать в бокал.
Говорили о займе. О чём ещё в эти дни могла идти речь?
- Простите, ваше величество. Простите, благородная госпожа. Берхлина вынуждена отказать. Быть может, ещё наступит время, когда нам придётся сожалеть о таком решении. Когда Алезия вновь будет сильна и могущественна, я прошу, ваше величество, проявить снисхождение к своим давним друзьям.