Граф Тареи сравнил Дин с лунным светом, отраженным озерной поверхностью. Он, разумеется, по придворному обычаю льстил, но слышать подобное было приятно. Дин всегда любила луну, ее изображения, связанные с ней легенды. Даже пыталась писать сонеты, посвященные красоте ночи. Вот и теперь она бродила в прохладной по-вечернему водице и бормотала приходящие на ум строки, довольно безыскусные, но кто мог ее слышать? Кому было до нее дело?
Дин разжала руки, позволив юбкам коснуться воды. Никто не заметит. Никто не спросит. Всех волнует только судьба красавицы Алтанор и причины, приведшие в Рингайский замок столичное посольство. Она, Дин, никому сейчас не нужна, и может позволить себе играть в озерную русалку сколько угодно. Даже волосы вот может распустить и вплести в смоляные пряди побег плюща вместо надоевших гребней.
Дин вошла в озерные волны уже по колено и медленно добрела до выглядывавшего из них плоского камня. Села на мягкий мох, запрокинула лицо к любопытному лику луны и запела.
Все воздушные замки растаяли снегом в долине.
Все мечты утекли, словно полые воды под мост.
Из всего, что любила, остались в сердечном помине
Только синее небо да бледная музыка звезд.
Ветер в ветках играет, и слушают ветер деревья.
Пустота отдыхает. И грезит вода о весне.
И старинная ель, охмелев от тумана доверья,
Одинокое облако тихо целует во сне.*
Наверное, в эти минуты она чувствовала себя слишком беззащитной перед людьми и миром. Открытой и близкой небу, богу, весеннему ветру и всем чувствам, которые обычно сдерживала. В тишине ночного парка было что-то более высокое, чем все храмовые службы. Не нужно было ни свечей, ни молитв, ни священных книг, чтобы ясно это понимать. Только доверие и безграничная любовь.
И именно поэтому раздавшийся тихий смешок испугал Дин куда больше, чем мог бы в другое время. Нет, кричать и бежать стремглав испуганной ланью она, конечно, не стала. Только резко обернулась и замерла, широко раскрытыми глазами глядя на выходящего из-за дерева чужака. А тот подкручивал тонкие усики и молчал. Весенний ветер трепал темно-рыжие волосы, раздувал широкие рукава белоснежной рубашки, делая их похожими на паруса со старинных картин, а еще на крылья и на облака. Этот человек не носил вычурных модных одеяний, предпочитая черное и белое.
Интересно, Алтанор он так же подстерег в минуту душевной уязвимости? Так же подкрался нечестивым духом из темноты? В таком случае, не удивительно, что сестра не смогла дать ему достойный принцессы Рингайского дома отпор. Но она, Дин, не Алтанор. Она не дрогнула, не оступилась, выходя из воды навстречу Элоду ре Шейра. Со спокойным достоинством приняла его руку, чтобы выбраться на берег. Теперь следовало бы наклониться, чтобы подобрать чулки и туфли, но принцессе не должно сгибаться перед каким-то там выскочкой. Поэтому Дин пошла босиком, отвергнув дальнейшую помощь этого человека. Не хватало еще входить замок с ним под руку! Он не стал ее догонять или останавливать. Исчез, растворился в лесных тенях так же стремительно, как появился.
Оба так и не проронили ни слова.
____________________________________
*Эдит Седерган
Глава вторая. Время зажигать звезды
О том, что по праву рождения она стоит куда выше всех своих знакомых, за исключением отпрысков королевских фамилий, Дин знала с детства. Это не радовало ее и не печалило. Это просто было такой же непреложной истиной, как то, что по утрам встает солнце, а по ночам его место занимает луна. Как то, что под ногами земля, а над головой небеса. Она знала свою родословную до самого первого герцога Рингайи и не один час провела в портретной галерее. Лица и имена своих предков Асдин Зиглинда знала едва ли не лучше, чем ближайших соседей. Быть ре Ринхэ для нее означало быть самой собой, и оттого предательство и малодушие сестры, так легко забывшей о чести и достоинстве, больно ранили ее. Разговоры Алтанор о любви неостывшим пеплом ложились на свежие эти раны, растравляя и причиняя страдания. Видя, что Тани и не думает чувствовать себя преступницей, Дин начинала терзаться чувством вины сама. Встреча у пруда только обострила ее ощущения, а потому к утру наследница Рингайи была готова гордо взойти на эшафот по первому слову герцога. Тот ее ожидания вполне оправдал, послав за ней доверенного слугу в самый ранний час.