Наскоро причесавшись и надев самое простое платье, Дин поспешила в отцовский кабинет. Алтанор, обычно любившая поспать подольше, уже была там, сидела в кресле, взволнованная и торжествующая одновременно.
Дин присела в реверансе, почтительно склонив голову.
- Сядь, Зиглинда, - преувеличенно ласково сказал отец. – Разговор будет непростым.
Дин понимающе кивнула. Учитывая обстоятельства, в их доме ничего уже не могло быть просто.
В соседнее с сестринским кресло она, разумеется, села и замерла в ожидании. Герцог заложил руки за спину и принялся расхаживать из угла в угол, как всегда делал при сильном волнении. Лицо его, лицо истинного владетеля Рингайи, впрочем, не отражало совершенно ничего. Как ни силилась Дин угадать отцовские мысли по блеску глаз или хотя бы тени выражения, ей это не удалось. А ведь она знала этого человека ближе, чем очень многие.
- Зиглинда, наши гости из Ниары прибыли не просто так, - наконец нарушил затянувшееся сверх меры молчание герцог.
Дин улыбнулась: уж это-то она поняла сразу.
- Граф Тареи просил у меня твоей руки.
Дин вздрогнула. Никакое самообладание не помогло.
Тареи, Золотой граф, гремучий Алакран. Вот значит кто. Вот значит, кому его величество решил сделать такой поистине королевский подарок. Вот кому отойдет Рингайя после смерти последнего из ре Ринхэ. Этому завитому щеголю со смертельной скукой в красивых глазах. Тому, кто сравнил Дин с луной, отраженной в ночном озере.
- И что вы ему ответили? – ровным голосом спросила Дин.
- Тареи сейчас обласкан королевской милостью, - веско произнес герцог ре Ринхэ. – Он богат, знаменит, смел, как лев, и близок к престолу, как никто другой. С таким человеком нельзя не считаться. Этого не простят даже мне.
И это Дин понимала тоже. Выскочка в золоте сейчас был сильнее любого из древней знати. Даже его высочество монсеньор Эрце трижды подумал бы, прежде чем встал бы поперек дороги Алакрану. Потому что за этой раззолоченной спиной всегда маячила грозная венценосная тень
- Поэтому мы будем принимать его у себя в замке столько, сколько ему пожелается. И с теми, кого он счел нужным с собой пригласить. Даже если это кажется кому либо из вас невыносимым.
А вот это уже был прямой намек на положение Алтанор. И на присутствие этого человека под крышей опозоренного их дома. Элод ре Шейра, пусть поглотят Темные боги его душу, будет и дальше беспрепятственно ходить по коридорам и гулять по саду. Как гость и посол государя Алезии. А, может, ему и вход в спаленку Алтанор отворят с благоговейным трепетом?
- Но отец! – выдержка все-таки изменила Дин. Дочь Рингайского герцога вскочила, прижав руку к груди. – Этот человек нанес нам оскорбление! Из тех, что должно смывать кровью!
Алтанор внезапно рассмеялась. Но Дин и не думала ее слушать.
- Элод ре Шейра должен ответить за свои поступки. Он не к дочери булочника лазил в окно, а к принцессе Рингайского дома. Такое не прощают, отец. Отец, да скажите вы хоть что-нибудь!
Герцог сделал еще круг по комнате. И только потом ответил.
- Я понимаю твое негодование, Зиглинда. Это праведный, святой гнев. То, что ты испытываешь его так яростно, говорит о том, что граф Тареи не ошибся в выборе. Именно ты должна занять это место. Ты и никто другой достойна его, как по праву крови, так по душевным качествам, столь редкостным для наших темных времен.
Дин замерла. Слишком много было торжественности в словах отца. Слишком много радости для ситуации, в которой все они сейчас оказались.
- А о нанесенной обиде отныне нам всем придется молчать, Зиглинда. Забыть, запечатать рты воском и даже не пытаться взыскивать по этому счету. И радоваться тому, что у этого рыжего мерзавца хватило благородства сокрыть столь блистательную любовную победу. И надеяться, что все пересуды о ней никогда не выйдут за пределы этого вот дома.
Дин снова села. Нет, творилось что-то совсем необъяснимое. И ей оно очень не нравилось.