- И этот золочёный рядом вьётся, хахаль королевский бесстыжий.
- Алакрана не трожь, Алакран не плесень, а вояка.
- В эдаких-то тряпках?
- На тряпки-то потратиться хватает в столицах, а с нас сдерут последнюю кожу…
- А в Эрхемме слышали, как оно было?
Дин не могла им ответить, но и сохранять безразличный вид получалось плохо. Она поправила тонкий шарф, чтобы закрывал половину лица. Хоть так отгородиться, спрятаться, дать себе возможность не сохранять строго выверенное выражение.
- Ваше величество!
Король не то, что не обернулся, даже не вздрогнул, направляя коня поперёк движения. Заставляя всех следовать за ним.
Гостиницу Алакран велел окружить полностью. Никому нельзя было пересекать запретную черту, даже местным слугам – без дозволения и личного допуска. Хозяина и поваров увели в дом привратника, допрашивали и обыскивали.
Дин входила в пустой дом, где были перевёрнуты все подозрительные вещи, осмотрены все углы и шкафы, и чувствовала себя захватчицей в завоёванном городе.
Так не должно было быть.
- Устали, ваше величество? – спросила госпожа Верельо. – Скоро всё это утихнет. На время. Потому что чтоб он там ни думал, а к алтарю идти нужно, необходимо…
- Он? – удивилась Дин. – Это вы о короле?
-О нём, - мягкие руки проворно раскутали и шарф, и плащ, надавили на плечи, заставили сесть на скамью. – Вы не думайте ничего лишнего, я его знаю всю жизнь. И когда-то он ещё совсем не был королём. При чужих я себе не позволю, но…
- Простите, - Дин стало стыдно за минутную надменность. Ну, конечно же, маркиза – из свиты Альтеррины. Она была всегда, за много лет до рождения Дин, её лорда, и даже вездесущего Шейра. – Я не столько устала, сколько… измучилась не понимать. Я куда-то еду, что-то делаю, говорю слова, сменяю город за городом. Зачем?
Маркиза Верельо улыбнулась.
- А давайте я заварю вам чай из своих личных запасов и мы с вами просто посидим, поговорим? – предложила она. – Не как королева и её подданная, а как две женщины, которым выпало жить в эпоху перемен. Знаете, что самое безопасное в такие времена?
- Нет, - вздохнула Дин.
- Не оказаться поблизости к вершине. В неё бьют все молнии. Но нам с вами уже не повело, так что теперь можно только попытаться сохранить рассудок, когда всё вокруг затопит безумие чувств.
И как-то так легко она это проделала. Будто это её был дом, она знала все его тайны и умела устроить уют и ощущение безопасности для любого гостя.
Вот уже в маленькой комнате зажжены свечи и ароматное масло в специальных лампах изгоняет запахи запустения, затянувшие этот дом вместе со всем Вэйд-ли-Герром. И королева сидит у окна, греет руки о тёплые бока чашки. А в камине потрескивают поленья, золотые языки пламени лижут чугунную решётку, как будто и огонь маркиза усмирила и обаяла.
- Ну, - грузно налегает госпожа Верельо на стол локтями, совсем не аристократическим жестом подпирает щёку ладонью. – Рассказывай о своих бедах, девочка. Мы попробуем с ними разобраться.
Глава четвёртая. И боль не лечит эту жажду (2)
***
С маркизой Верельо было легче, чем с Шейра, и даже с Тани. В некоторых вопросах. Она так увлечённо слушала даже мелочи, так вздыхала в нужных местах, ласково улыбалась в других и задавала правильные вопросы, что Дин постепенно поделилась с ней даже тем, чем не собиралась.
Тем, что занимало её мысли днями и ночами. Как стать ближе к тому, кому это не нужно? Как сделать так, чтобы нужно стало?
- Он – хороший мальчик, - тихо говорила её собеседница. Будто добрая бабуля из детской сказки. – Просто… несчастливый. Ему нелегко приходится, пойми и прости.
- Я понимаю. И принимаю, - так же вполголоса отвечала Дин. – Когда я давала согласие связать свою жизнь с жизнью Виалирра Рихдейра, я делала это от сердца и навсегда. Я – ре Ринхэ, мы не нарушаем клятв.
- Вассальная верность и древнее благородство, - во взгляде маркизы мелькнуло нечто такое, необъяснимое, но малоподходящее к словам. – Я читала и слышала все эти истории. Про ваших предков. Очень вдохновляющие, правда. Если ты на них росла, ты не могла стать иной, чем кажешься.
Дин не совсем понимала.
- Ты – честная, добрая, преданная. И очень-очень холодная. Тебя сложно любить.
О, а вот это она о себе уже слышала. Пусть и от тех, кто куда более имел право что-то подобное изрекать. А не от подданной, которая ей служит!
Сейчас бы встать и уйти, облив молчаливым презрением зарвавшуюся придворную даму.
Вот только куда идти? К кому?