Процедура роллбэка началась с полного сканирования всего тела и составления каталога проблем, которые возможно исправить: повреждённых суставов, частично закупоренных артерий и тому подобного.
Теми, что не угрожают жизни прямо сейчас, займутся после завершения омоложения; за те, что требовали немедленного внимания, принимались не откладывая.
Саре требовалось новое бедро и коррекция обоих коленных суставов, а также полноскелетальное вливание кальция; всё это можно было сделать после омоложения. Дону же не помешала бы новая почка — одна из его собственных практически не работала; однако после омоложения они смогут клонировать её из его собственных клеток и потом пересадить. Ему также были нужны новые хрусталики в оба глаза, новая простата и так далее, и тому подобное; это напоминало ему список покупок, составленный доктором Франкенштейном для Игоря.
С применением методов традиционной хирургии, лапароскопии и впрыснутых в кровоток роботов-нанотехов все не терпящие отлагательства операции у Сары были выполнены за девятнадцать часов, у Дона — за шестнадцать. Это было вмешательство того рода, что доктора обычно не рекомендуют пациентам преклонного возраста, поскольку операционный шок может перевесить приносимую операцией пользу — как им сказали, во время работы с одним из Сариных сердечных клапанов и правда было несколько рискованных моментов. Однако в целоме они перенесли хирургию сравнительно хорошо.
Одно только это уже стоило целое состояние — и провинциальная страховка Дона и Сары не покрывала такого рода процедуры, если они выполняются в Штатах — но то был сущий пустяк по сравнению с собственно генетической терапией, которая должна была восстановить ДНК в каждой из триллионов соматических клеток их тел. Ключевым её элементом было удлинение теломеров, но требовалось сделать и многое другое: каждая копия ДНК должна быть проверена на наличие ошибок, внесённых в ходе предыдущих копирований, и если ошибки найдены — а в ДНК пожилого человека таких ошибок миллиарды — они должны быть исправлены путём переписывания всей цепочки нуклеотид за нуклеотидом — очень тонкая и сложная операция, если она производится над живой клеткой. Затем свободные радикалы должны быть связаны и вымыты из тела, регуляторные последовательности приведены в исходное состояние, и прочее, и прочее — сотни процедур, каждая из которых устраняет определённый тип повреждений.
По завершении всего этого во внешности Дона и Сары ничего не изменилось. Однако изменения придут, как им сказали, мало-помалу, в течение следующих нескольких месяцев — укрепится тут, подтянется там, пропадёт морщинка, увеличится мышца.
А пока Дон с Сарой вернулись в Торонто, опять-таки за счёт Коди Мак-Гэвина; во время этой поездки в Чикаго и обратно Дон единственный раз в жизни путешествовал бизнес-классом. Как ни странно, из-за всех этих хирургических вмешательств и мелких медицинских неудобств он чувствовал себя более усталым и вымотанным, чем до начала процедуры омоложения.
Дважды в день они с Сарой получали инъекции гормонов, и раз в неделю из «Реювенекс» прилетал к ним доктор — это было включено в стоимость обслуживания — проверить, как проходит их роллбэк. У Дона сохранились смутные детские воспоминания о семейном докторе, который наносил им регулярные визиты в 1960-е, но всё равно такой уровень медицинского внимания к своей персоне казался почти греховным для его канадской души.
Многие годы он избегал смотреть на себя в зеркале, кроме как чисто формально во время бритья. Ему не нравилось, как он выглядел, когда был толстым, и не нравилось, каким он стал сейчас — морщинистым, в пигментных пятнах, усталым, старым. Но теперь он каждое утро внимательно изучал своё лицо в зеркале ванной, оттягивал кожу, искал признаки восстановления эластичности. Он также осматривал лысину в поисках молодой поросли. Ему пообещали, что волосы вырастут снова и будут такими же светло-каштановыми, как в юности, а не седыми, как в пятьдесят, или снежно-белыми, какими стали их остатки к восьмидесяти.
У Дона всегда был крупный нос, и он, как и уши, ещё более увеличился к старости; хрящеватые части тела растут на протяжении всей жизни. Когда роллбэк будет завершён, «Реювенекс» вернёт нос и уши к размерам, которые они имели, когда ему было двадцать пять.
Сестра Дона Сьюзен, уже пятнадцать лет как покойница, тоже была обладателем фамильного шнобеля семьи Галифаксов, и в шестнадцать, после многолетних упрашиваний, родители оплатили ей ринопластику.
Он помнил тот чудесный момент, когда после многих недель с неё сняли повязку, открыв миру коротенькое и курносое произведение доктора Джека Карнаби, которого «Торонто Лайф» за год до этого назвала лучшим носоделом города.
Ему хотелось, чтобы такой волшебный момент был и сейчас, какое-нибудь «ага!», внезапное возвращение энергичности и силы, какое-то перерезание ленточки. Но ничего такого не было; процесс складывается из недель мелких незаметных изменений, в ходе которых ускоряется деление и обновление клеток, растёт уровень гормонов, ткани регенерируются, ферменты…
О, Господи, подумал он. Господи Боже мой!У него на голове былиновые волосы, практически невидимый пух, как на персике, расползающийся от его белоснежного венчика и взбирающийся к макушке, покоряя территорию, казалось бы, безвозвратно утраченную давным-давно.
— Сара! — закричал Дон и, впервые за многие годы, осознал, что кричит, не испытывая боли в горле. — Сара! — Он сбежал — да, практически сбежал — вниз по лестнице в гостиную, где она сидела в «Сибарите», уставившись в незажжённый камин.
— Сара! — сказал он, склоняя к ней голову. — Погляди!
Она очнулась от мыслей, в которые была погружена, и, хотя с наклонённой головой он не мог её видеть, он услышал озадаченность в её голосе.
— Я ничего не вижу.
— Хорошо, — сказал он разочарованно, — тогда пощупай.
Он ощутил, как прохладная морщинистая ладонь касается его черепа, кончики пальцев прослеживают крошечные ручейки новой поросли.
— Боже милостивый! — прошептала она.
Он привёл голову в нормальное положение; он знал, что улыбается от уха до уха. Когда сразу после тридцати он начал лысеть, то перенёс это стоически, но тем не менее был невероятно, безгранично рад этому почти неощутимому возвращению волос.
— А что у тебя? — спросил он, устраиваясь на диване рядом с Сариным креслом. — Есть какие-то признаки?
Сара покачала головой — медленно, и как ему показалось, немного печально.
— Нет, — сказала она. — Пока ничего.
— Ну, — ответил он, ободряюще похлопывая её по тонкой руке, — наверняка скоро начнётся.
Глава 9
Сара всегда будет помнить день 1 марта 2009 года. Ей сорок девять, она уже десять лет как профессор с пожизненным контрактом в Университете Торонто, пять лет как победила рак груди. Она шла по коридору четырнадцатого этажа, когда расслышала звонок своего офисного телефона. Она пробежала остаток пути до своего кабинета, в очередной раз порадовавшись тому, что работает в области, где носить каблуки не обязательно. К счастью, ключ уже был у неё в руке, иначе она ни за что не успела бы схватить трубку до того, как включится университетская голосовая почта.
— Сара Галифакс, — сказала она в трубку.
— Сара, это Дон. Ты слышала новость?
— Привет, дорогой. Нет, не слышала. Что стряслось?
— Сообщение с Сигмы Дракона.
— О чём ты?
— Сообщение, — повторил Дон, словно проблема Сары была в том, что она плохо его расслышала, — с Сигмы Дракона. Я на работе — это на всех каналах и в интернете.
— Этого не может быть, — сказала она, включая, тем не менее, компьютер. — Мне бы сказали до того, как оповещать прессу.
— Я говорю тебе, как есть, — ответил он. — Они хотят тебя в вечерний выпуск «As It Happens».
— Э-э… конечно. Но это наверняка какая-то утка. «Декларация принципов» требует, чтобы…
— Сет Шостак прямо сейчас рассказывает о нём на американском радио. По-видимому, они приняли сигнал вчера вечером, и кто-то проболтался.