— Я не силён в эмоциях.
— Надо полагать.
— И всё же я предпочитаю, чтобы всё было… проще.
Сара кивнула.
— Ещё она твоя восхитительная черта.
— Я прямо сейчас изучаю информацию о таких вещах, доступную в сети. Я честно признаюсь, что вряд ли понимаю её в достаточной мере, но… вы не сердитесь?
— О, ещё как сержусь. Но не только — не столько — на Дона.
— Я не понимаю.
— Я зла на… на обстоятельства.
— Вы говорите о том, что роллбэк на вас не подействовал?
Сара снова отвела взгляд. Через некоторое время она сказала, тихо, но отчётливо:
— Я злюсь не на то, что он не подействовал на меня. Я злюсь на то, что он подействовална Дона.
Она опять повернулась к МоЗо.
— Ужасно, не правда ли, что я расстроена тем, что человек, которого я люблю больше всего на свете, проживёт ещё семьдесят лет или даже больше? — Она покачала головой, поражённая тем, на что оказалась способна. — Но это, знаешь ли, только потому, что я знала, чем всё это должно будет кончиться. Я знала, что он бросит меня.
Гунтер качнул сферической головой.
— Но он этого не сделал.
— Нет. И я не думаю, что сделает.
Робот немного подумал.
— Я согласен с вами.
Сара двинула плечами.
— Поэтому я и простила его, — сказала она; её голос был тих и далёк. — Потому что, видишь ли, я знаю, сердцем чувствую, что, случись всё наоборот, я бы от него ушла.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Петра Джоунз, доктор из «Реювенекс», явившаяся к ним домой для очередного обследования Дона. Сара теперь при этом не присутствовала; для неё это было слишком тяжело.
Дон знал, что страдает от неуместной упрямой гордыни. Он закалил её, когда много лет назад медленно и в муках умирала его мать. Когда Сара сражалась с раком, он не опускал голову, пряча свою боль и страх так хорошо, как только мог, от неё и детей. Он знал, что он — сын своего отца; просить о помощи — это показать слабость. Но сейчас ему нужна была помощь.
— Я… я не знаю, — тихо сказал он.
Он сидел на краю дивана; Петра, одетая в дорогой на вид тёмно-оранжевый брючный костюм, сидела на противоположном.
— Что-то не так? — спросила она, наклоняясь вперёд; бусины её дредов тихо застучали друг о друга.
Дон наклонил голову. Сверху едва слышно доносились голоса Гунтера и Сары.
— Я, э-э… чувствую себя так, как будто я — это не я, — сказал он.
— В каком смысле? — спросила Петра с напевным джорджийским акцентом.
Он сделал глубокий вдох.
— Я делаю… вещи… которые мне несвойственны; вещи, которые я никогда не думал, что буду делать.
— Например?
Он посмотрел в сторону.
— Я… это…
Петра кивнула.
— Ваше либидо повышено?
Дон посмотрел на неё, но ничего не сказал.
Она снова кивнула.
— Это не редкость. Уровень тестостерона у мужчин с возрастом падает, но роллбэк его восстанавливает. Это может влиять на поведение.
Ты мне будешь рассказывать,подумал Дон.
— Но я не помню, чтобы я был таким в первый раз. Конечно, тогда я… — Он замолчал.
— Что?
— Я был побольше, когда мне по-настоящему было двадцать пять.
Петра непонимающе моргнула.
— Вы были выше?
— Толще. Я весил, вероятно, фунтов на сорок больше, чем сейчас.
— А, понятно, это тоже может влиять на величину гормонального дисбаланса. Но мы можем его откорректировать. Заметили что-нибудь ещё?
— Ну, это не просто, — существовало, наверное, лучшее, более приличное слово, но в тот момент оно не шло ему в голову, — половое возбуждение. Это скорее вроде… романтического настроения.
— Опять же, гормоны, — сказала Петра. — Распространённый эффект адаптации к роллбэку. Ещё какие-нибудь проблемы?
— Нет, — сказал он. Намекать на то, что случилось с Ленорой, было уже достаточно неловко; озвучить же этобыло бы…
— Депрессия? — спросила Петра. — Мысли о суициде?
Он не смог заставить себя встретиться с ней взглядом.
— Ну, я…
— Уровни серотонина, — сказала Петра. — Они тоже подскакивают в результате всех тех изменений в вашей биохимии, которые сопутствуют роллбэку.
— Это не только химия, — сказал Дон. — Неприятности на самом деле происходят. Я… к примеру, я пытался найти работу, но меня никуда не берут.
Петра легко махнула рукой.
— То, что ваша депрессия может иметь объективные причины, вовсе не значит, что её не нужно лечить. Вам раньше когда-нибудь прописывали антидепрессанты?
Дон покачал головой.
Она поднялась на ноги и открыла свою кожаную сумку.
— Значит так. Давайте возьмём анализ крови; узнаем точно, каковы ваши уровни гормонов в данный момент. Не сомневаюсь, что нам всё удастся наладить.
Глава 34
Дон был дома, лежал в постели рядом с Сарой, когда его разбудил страшный сон.
Они с Сарой стояли на противоположных сторонах широкого каньона, и пропасть между ними продолжала расширяться, словно ускоренный во много раз геологический разлом, и…
…и зазвонил телефон. Он нашарил рукой трубку, а Сара отыскала выключатель стоящего на её тумбочке ночника.
— Алло? — сказал Дон.
— Дон, это… это ты?
Он нахмурился. Никто теперь не узнавал его голос.
— Да.
— О, Дон, это Пэм. — Его невестка, жена Билла. Её голос был хриплым и напряжённым.
— Пэм, что с тобой? — Рядом с ним Сара обеспокоенно пыталась сесть.
— С Биллом. Он… Господи, Дон, Билл умер.
Его сердце подпрыгнуло.
— Боже…
— Что такое? — спросила Сара. — Что случилось?
Он повернулся к ней и повторил услышанное; его собственный голос теперь был полон ужаса:
— Билл умер.
Сара зажала руками рот. Дон сказал в телефон:
— Как это произошло?
— Я не знаю. Сердце, должно быть. Он… он… — голос Пэм затих.
— Ты дома? С тобой всё в порядке?
— Да, я дома. Я только что вернулась из больницы. Они сказали «умер по дороге в больницу».
— Что с Алексом? — Двадцатипятилетний сын Билла.
— Он уже едет.
— Господи, Пэм, мне так жаль. Держись.
— Я не знаю, что я буду делать без него, — сказала Пэм.
— Сейчас я оденусь и приеду, — сказал он. Зиму Билл и Пэм обычно проводили во Флориде, но в этом году ещё не успели уехать. — Мы с Алексом обо всём позаботимся.
— Мой бедный Билл, — сказала Пэм.
— Я скоро буду, — сказал он.
— Спасибо, Дон. Пока.
— Пока. — Он попытался положить трубку на ночной столик, но она упала на пол.
Сара потянулась к нему и коснулась его руки. Боже, он ведь даже не помнит, когда последний раз видел брата. И тут его настигла мысль…
Ещё до того. Обычно они с Биллом виделись лишь пару раз в год, но каждое лето ходили вместе на матч «Джейз», а в этом году Дон от этого отговорился.
Его дурацкое затворничество, его боязнь видеться с людьми, которых он знал раньше, стоили ему шанса повидаться с братом.
Он вышел из спальни, прошёл в ванную и начал готовиться к выходу. Сара медленно последовала за ним. Он уже сказал было, что ей не нужно ехать, что Гунтер его отвезёт. Но он хотел, чтобы она поехала; она была нужна ему.
— Мне будет его не хватать, — сказала Сара, стоя лядом с ним у раковины.