Выбрать главу

Петра сидела в гостиной дома по Бетти-Энн-драйв, скрестив свои длинные ноги. Напротив неё было окно, одно из двух, расположенных по разные стороны от камина.

На улице таял снег; наступала весна. Петра посмотрела на Сару, потом на Дона, и наконец, произнесла:

— Что-то пошло не так.

— В смысле? — тут же отозвался Дон.

Но Сара просто кивнула, и её голос был полон печали.

— Я не регрессирую, верно?

Он почувствовал, как сердце пропускает удар.

Петра тряхнула головой, и бусины, вплетённые в её дреды, издали тихий стук.

— Мне очень жаль, — сказала она едва слышно.

— Я знала, — сказала Сара. — Я… где-то внутри, я это знала.

— Но почему? — спросил Дон. — Чёрт возьми, почему?

Петра слегка приподняла плечи.

— Это большой вопрос. Наша команда работает над ним в эту самую минуту, и…

— Это можно исправить? — спросил он. Господи, пусть она скажет, что это можно исправить!

— Мы не знаем, — сказала Петра. — Мы никогда раньше не сталкивались с такими случаями. — Она помолчала, по-видимому, собираясь с мыслями. — Нам удалось удлинить ваши теломеры, Сара, но по какой-то причине новые конечные последовательности попросту игнорируются при воспроизводстве хромосом. Вместо того чтобы продолжать транскрипцию до самого конца ДНК репликаторный фермент останавливается там, где ваша хромосома заканчивалась раньше. — Она снова помолчала. — Некоторые другие биохимические изменения, которые мы запустили, также были отвергнуты, и мы тоже не знаем, почему.

Дон уже был на ногах.

— Это чепуха какая-то, — сказал он. — Вы же говорили, что знаете, что делаете.

Петра сжалась, но потом нашла в себе силы. Дону слышался в её речи какой-то слабый акцент — Джорджия?

— Послушайте, — сказала она, — я доктор, не пиарщик. Мы правда знаем о старении и запрограммированной смерти клеток больше, чем кто-либо другой. Но до сего дня мы выполнили меньше двух сотен операций омолаживания людей более чем на десять лет. — Она слабо развела руками. — Мы всё ещё на неразведанной территории.

Сара смотрела на свои руки — покрытые старческими пятнами, с почти прозрачной кожей и вздувшимися суставами — лежащие у неё на коленях.

— Я останусь старой.

Это было утверждение, а не вопрос.

Петра закрыла глаза.

— Мне так жаль, Сара. — Но потом её тон стал чуть-чуть оптимистичней, хотя этот оптимизм показался Дону неискренним. — Но кое что из сделанного нами всё же произвело благоприятный эффект, и ничто из этого не нанесло вреда. Разве вы не говорили в прошлый раз, что у вас прошли донимавшие вас боли?

Сара посмотрела на Дона и прищурилась, словно пытаясь разглядеть кого-то очень, очень далёкого. Он подошёл к ней и встал рядом, положив руку на её костлявое плечо.

— У вас ведь должны быть хоть какие-то идеи относительно возможных причин.

— Как я сказала, мы всё ещё работаем над этим, но…

— Но что? — спросил он.

— В общем, дело в том, что у вас был рак груди, миссис Галифакс…

Она сузила глаза.

— Да. И что? Это было давным-давно.

— Когда мы обсуждали вашу медицинскую историю перед началом процедуры, вы рассказали нам, как его лечили. Химиотерапия. Радиация. Лекарства. Мастэктомия.

— Да.

— Так вот, один из наших специалистов думает, что здесь есть какая-то связь. Не с успешным лечением, о котором вы нам рассказали. Но он хотел бы знать, были ли до этого какие-либо неудачные попытки лечения.

— Боже, — сказала Сара. — Я не и вспомню таких деталей. Это было больше сорока лет назад, и я старалась вообще выбросить всё это из головы.

— Конечно, — мягко сказала Петра. — Возможно, нам стоит поговорить с докторами, которые вас лечили.

— Наш терапевт тех времён давно уже умер, — сказал Дон. — А онкологу тогда было за шестьдесят. Она, наверное, тоже уже умерла.

Петра кивнула.

— А ваш старый доктор не мог передать свои записи новому?

— Господи, нам-то откуда такое знать? — сказал Дон. — Когда мы меняли доктора, то заполняли анкеты с медицинской историей, и я уверен, что мы разрешили передачу наших данных, но…